Листая Подмосковья вёрсты,
воздушным вихрем обдавая
убогость местную платформ,
"Сапсан", как ураган, как шторм,
с зевак, подобных мне, срывает
цветник платков, жокеек пёстрых.


Вмиг промелькнул, как жизнь иная
за лентою витринных окон.
И нет его, вдали исчез.
То был фантом, нежданный стресс,
то был удар случайный током.
Смотрю во след, а след растаял.

Чтоб боль разлуки приглушить,
я поэтессам шлю комменты
и не скуплюсь на комплименты.
Но не могу тебя забыть!


Ты знай, что мне никто другой
мою потерю не восполнит,
а память только то и помнит,
что было связано с тобой.


Как комп, не перезагрузить
мою болезненную память,
ее в «корзину» не отправить,
одним щелчком не удалить.

Можешь в дорогу рвануть с утра ты.
Только в заторах завязнув всерьез,
Ты осознаешь масштаб утраты –
Времени жалко до слез.


Врезались, как пароходом в риф, мы.
Прямо из «пробки» попали в затор.
К мату в сердцах подбираю рифмы.
Власти берут на измор.


МКАДой столицу решил объять я,
Но присосался бензиновый спрут,
Да и любимой ГАИ объятья
Просто дышать не дают.


Множит коллекцию взяток – вор он!
Нефтемагнат до сверхприбыли зол.
Ворону глаз не выклюет ворон.
Ставят народ на прикол.

На долгой житейской дороге
Не много размечено дат,
Которыми вехи-итоги
Этап за этапом столбят.


Ну, скажем, родился тогда-то,
На школу сменил детский сад,
Вот паспорт, вот зрелости дата,
Когда был вручен аттестат.


А зрелость не в бланках с гербами,
И мало «свалить» сопромат,
Чтоб детство ушло и за нами
Начался отсчет новых дат.


Отсчет начинаем с мгновенья,
Когда две далеких судьбы
Сливаются с благословенья
Всевышнего дара – любви.


Промчатся полвека мгновеньем,
Согретым любовью детей.

ОН – полуграмотный пиит,
И вирши ткет корявой дланью.
Шизофрения в нем творит,
Портал марая всякой дрянью.


ОН вместо точек, запятых
Стреляет дробью многоточий,
До фраз бессмысленных, пустых
ОН по невежеству охочий.


В его стихах и рифмы нет,
И строки разного калибра,
Но мнит себя кретин-поэт
Творцом вульгарного верлибра.


Смердят нетленные плоды
Его поэзии-шалавы,
И все мартышкины труды
Влились в дебильные анналы.

Называют их средним звеном –
Медсестер в медицинской цепочке,
Пациенты с особым теплом
Называют их: сестры и дочки.


Ворожит светлоокая фея,
Инъекцирует твердой рукой,
В то же время по-бабьи жалея
Старых, хворых, умытых слезой.


Вереницу больных из палат
Процедурная тянет, как манна,
Потирая исколотый зад,
Они шепчут: - Спасибо, Оксана!


Раем кажется ад,
Когда ангелом рядом Оксана.

Ты там, в полуночном краю,
в преддверье студеного моря
все ждешь эСэМэСку мою,
и мне без твоей просто горе.


У нас ненадежная связь –
тонка и слаба нить инета.
Пишу я тебе, помолясь,
и также, молясь, жду ответа.


Пишу, эСэМэСку ловлю,
но мною владеет тревога:
когда я пишу, что люблю,
надеяться надо на Бога.

Мертвой зыбью подёрнулись страсти,
Что вчера клокотали ключом.
Сердце больше не рвется на части,
Не безумствует диким конем.
Увядает природа,
Лес в осенней парше.
За окном непогода,
Непогода в душе


Все былое, замкнувшись в печали,
Не манит за собой, как мираж.
И поблекли остылые дали,
Словно в грязных потеках витраж.
Дождевые разводы
Скрыли ив неглиже.
За окном непогода,
Непогода в душе.


Истирается память годами,
Пеплом угли покрылись, остыв.
Жизнь, сравнимую с вихрем цунами,
Размывает коварный отлив.

Поскучать в тишине,
в одиночестве,
как в берлоге медведь на зимовке.
Иногда это очень уж хочется –
поболтать,
не пугаясь обмолвки.


Поболтать,
сам с собой,
без свидетелей.
На столе карандаш да тетрадка.
Вы, конечно же, сами заметили,
как бывает нам
нА людях гадко.


За оконцем
сентябрь нахмурился.
Лист березы слетает лениво.
Мир скукожился весь
и ссутулился,
как над речкой вздремнувшая ива.


В пелене облаков небо ватное.
Суетня
за далекой чертою.
Только время идет безвозвратное