Смотрю на себя со стороны: в суетливом шумном потоке один человек, он остановился и задумался.

-Не от мира сего - скажет кто-то.

Если это так, то я на верном пути, ибо в этом мире мне места нет.

«И только в голоде познаешь самого себя...» - промелькнула мысль в моей голове

Прошлое, давно ушедшее, возникает размытыми образами. Затем очертания Постепенно становятся четкими, и когда за окном осень все ощущается еще острей.

В черном омуте,
в сером облаке,
Искалеченный,
на колени пал.
Волком бегаю
в душной комнате -
Тухлой плоти
страстно я алкал!


Никого внутри:
Бог покинул Рай.
Крикнул : «Уходи!»
Заперли в сарай.
Сам себя искал
в полутьме ночной.
Вроде б отыскал.
Как еще живой?


А потом опять
лишь по кругу бег.
Скоро кончится
этот новый век.
Что останется
когда мы уйдем?
Только ветра шум,
одинокий холм.

Когда в похоронном бюро запара,

И шлют мертвецов убираться прочь

Сгущается облако красного пара

И наступает ночь.

Орет гробовщик: «Запирайте двери!

Идите все к черту! У нас учет!»

Но как мертвецы скоротают время

Им нужен! Им нужен - гроб!

И вдруг тишина, разрываясь ревом,

Врывается в окна под громкий стук.

Полсотни покойников ищут крова,

Но никак не найдут.

Мы – Мертвецы -

Бредём в ночи.

Покрыты стужей чёрной лица,

И взгляд во тьме тоской сочит.

Любовью первой не напиться.

У нас внутри стучат сердца.

Мы дышим – с виду словно люди.

Но нет души у мертвеца -

Ничто в нём жизни не разбудит.

Мы выжгли души добротой,

Любовью

САМОЙ

СВЕТЛОЙ

В МИРЕ.

И вновь унылою толпой

Ползём, кряхтя, сопя от пыли.

За окном медленно падал снег.

Дома, деревья, машины потонули в густом молочном тумане. Вдалеке стояли «высотки», сквозь невесомую пелену, так похожие на огромных застывших големов, выстроившихся вряд.

Лиза сидела, стояла, молчала, ходила вокруг да около. Как обычно она перечитала все письма и теперь смотрела в окно. Там за окном плакала осень, печальная, промокшая осень, дождик бил по стеклу, ветер подхватывал листья и уносил их за собой.

-Где ты Лиза, милая моя девочка – послышался мамин голос.

В подвале было темно, свечка давно догорела, а луна все не появлялась, густые тучи скрывали ее.

-Вот, посмотри, что я принесла – женщина развернула сверток с едой.

Пара ломтиков хлеба и кусочек сыра.

На заре нового дня, порхая бабочкой, она выбежала из дома. Солнце струилось сквозь предрассветную дымку. Все ликовало! Может быть, какой-нибудь поэт напишет об этом, о заре нового дня, опишет момент легко и свободно, чтобы читая его строки, можно было прочувствовать и увидеть дивное мгновенье, триумф вечной любви, тонкую грань между светом и тьмой.

Весна, она не заканчивалась и не начиналась - она была здесь всегда

Так стоп! Стоп – я говорю, остановись, писатель!

Лиза жила в домишке на окраине города.

Зимний вечер блуждал средь черных елей. Вдалеке на высокой горе стоял старенький покосившийся домик. Свет его окон падал на белую гладь.

В детстве мать говорила Антону, что его ждет необычная судьба. Она будет наполнена странным никому непонятным смыслом.

Дом висел в воздухе, как старинные часы, подвешенные на стену. Каждый час мать высовывалась кукушкой из чердачного окна и кричала на всю округу о скором наступлении весны. В ответ каждый был рад бросить в неё что-нибудь потяжелее, чтобы, наконец, она умолкла. Но попасть в нее так никому и не удавалось, как уже долгое время не удавалось наступить весне.

Шёл 25-й год. Фёдор уже совсем оглох, а в голове его завелись тараканы. С этого дня он твердо решил, что когда-нибудь вытравит их, а пока пусть живут. Ночью он не спал – хлопал в ладоши и подражал голосам животных. Соседи считали его сумасшедшим, как в прочем и он соседей за их странные повадки: Антон ходил по стенам и потолкам, а его жена, Елизавета Степановна, царствие ей небесное, имела дурную привычку возвращаться с того света и перечитывать старые письма. Фёдор каждый раз вздрагивал при её появлении и крестился пяткой.