Осенние страдания поэта (№7)

В бытовке пахло прелым кирзачом. От сильных возлияний обессилев,
на лавке пьяным спал прораб Василий с лицом, как силикатным кирпичом.
Он пьян не для веселья, не от скуки – лишь заливал терзающие муки.
Бутылка «Трех семерок». После – спирт. Обычный работяга и повеса
влюбился без оглядки в поэтессу (но, впрочем, не взаимно). Вот и спит.
Во снах его богиня, как живая, в Васильевой берлоге проживает.


Но как так получилось? Се ля ви… И в день последний нынешнего лета
решил прораб Василий стать поэтом, чтоб написать признание в любви.
Неделю даже бороду не бреет – но… не идёт, ямбись оно хореем!
Не пишутся стихи, ядрена вошь. Трещит уставший череп от напряга,
а утром говорили работяги: «Петрович, материшься – как поёшь!»
Вот! Эврика! (пусть жанр довольно узкий) написан стих простым, могучим русским.


Под окнами возлюбленной забор пал жертвой стихотворного искусства.
С экспрессией, так искренне о чувствах написано, как Палехский узор.
Василий ждёт свиданий (в новой каске). Но был шедевр закрашен белой краской...
Творец не просыхает пятый день. Вино и осень красят жёлтым цветом
душевные терзания поэта средь пустоты кирпичных, голых стен.
Василию, увы, не до веселья. И каждый день, ети его, похмелье!


Спасение – буфет. И наш поэт зашел неаккуратно похмелиться,
спасения ища в знакомых лицах. (Не спиться бы ему в расцвете лет).
И в чаде кутежа, угаре пьяном, читает стих буфетчице Татьяне.
Вогнал, конечно, в краску, обалдуй. Послание услышав в пьяном хоре,
буфетчица, под чарами фольклора, прорабу подарила поцелуй.
С тех самых пор, когда нашлось созвучье, Василий и Татьяна неразлучны.