Мистические рассказы

Анна билась в истерике, кричала во все горло, изо всей силы колотила нёсшего её иеромонаха до тех пор, пока он не вошёл в дом и не опустил её на пол. Она подхватила подол длинной юбки, сорвав с головы платок, добежала до кухни, схватила нож и повернулась, с ненавистью глядя в лица оторопелой матери, монахов и отца.

- Может Ваш Бог примет меня такой?! – она с силой воткнула нож себе в висок и потащила лезвие вниз. Из глубокой раны брызнула кровь. Мать в испуге закричала.

В один момент он вспомнил всё и отшатнулся от неё, мотая головой. Она не посмела встать, а только молча смотрела в его худое лицо, беззвучно роняя слезы. Она вспомнила себя шестнадцатилетней девочкой-подростком. Всегда в платке, угловатая, Анна, сидя на скамейке у храма, начищала подсвечник. Солнце светило так ярко, что блеск подсвечника отражался на её веснушчатом лице игриво бегающим солнечным зайчиком. Она щурилась от его света, напевая себе под нос ветхозаветные гимны. В храм, где она служила, то и дело по ступенькам поднимались прихожане.

***
- Спи, внучек, спи. А то придет к тебе Рыжая Госпожа и заберет с собой, в царство сумрака и холода.
- А кто она такая, эта Рыжая Госпожа? – глазенки мальчика расширились от удивления, и дед вздохнул: теперь малой точно не уснет.
- И когда уже родители твои вернутся? – беззлобно проворчал старик, погладив русую вихрастую голову восьмилетнего внука. – Молодо-зелено, никак по гостям не нагуляются…
- Так ты хотел мне рассказать про какую-то госпожу? – напомнил мальчик. – Деда, ну расскажи.

Олесий отошёл в сторону, давая понять, что гуэрриер волен идти куда хочет. Оррери чуть склонил голову в знак подтверждения верности капитолиуму и покинул обитель тем же уверенным шагом, каким вошёл. При этом Олесий ещё долго был в задумчивости.

Возвращаясь в горы, Оррери не сел за штурвал. Он был мрачен и всю дорогу молча смотрел в иллюминатор. В голове прочно засели слова покойного Карагужинского о том, что Путь Бога может вести дальше, чем об этом знают сакрациониты. А что они знали? Только то, что сеть порталов, разбросанных в глубинах пещер, связывала между собой все континенты, решая вопрос транспортировки за считанные секунды. Так можно было неожиданно появляться в любом месте, что и делали сакрациониты для защиты своих интересов.

Её Карагужинский увидел впервые ещё студенткой и не просто увидел, а заметил. Она с жадностью поглощала знания и была совсем не похожа на своих однокурсников, трижды подумающих прежде чем сделать маленький шажок с оглядкой на сакрационитов. Никто не хотел впасть к ним в немилость. А она привыкла бежать вперёд, не страшась ни Бога, ни Чёрта. Откуда в ней было столько тяги к знаниям, профессор даже не брался предполагать.

После разговора с сыном, капитолиум ещё долго не мог успокоиться. Если раньше он был уверен, что владеет сердцами своих воинов, то на деле оказалось, что нет. Посылая людей в Сибирскую Префектуру, он не ставил задачи убрать Оррери. Главную задачу он видел в том, чтобы проследить за его действиями, убедившись в верности. Результат получился неожиданным: Никола оставался верным Ордену, а капитолиум подставил сам себя. Более того, Олесий узнал о том, что и в рядах его тайного Совета нет единства.

***
Осеннее утро хмуро занималось над домами, до последнего не пуская солнечный свет в город. Раздавались звуки клаксонов, рев тормозов, окрики торгашей, везущих на рынок свои поклажи – город разворачивался во всей своей неприглядной красе. Обычное утро обычного дня заурядного провинциального городишки. Но для Клавдии Сергеевны этот день стал самым необычным за всю ее пятидесятилетнюю жизнь. Впрочем, обо всем по порядку…

Его появление на кафедре палеоспелеологии осталось незамеченным другими работниками института. Достаточно было представиться и вежливо попросить, чтобы его визит не был афиширован. Правда, от Оррери это звучало угрожающе, а, значит, убедительно. Держа в руках чёрно-белый фотоснимок Анны Холодной, извлечённый из личного дела, он вглядывался в её лицо, наполовину закрытое тёмными очками. Волосы были зализаны назад, открывая лоб, по которому пролегли две глубоких вертикальных складки.

Дальше Соломон ничего не помнил. Он очнулся от боли. Правую ногу жгло до колена, словно калёным железом. Сквозь пелену, застилавшую глаза, он разглядел стены и пол, выложенные из камня. Свет факелов сгущал краски, придавая этому месту особую мрачность.

- Мы находимся под часовней.

Он услышал голос, от которого по спине невольно пробежал мороз, и попытался пошевелиться. Руки не слушались. Они были крепко связаны за спиной и онемели. Соломон тряхнул головой, приводя себя в чувство, и его взгляд остановился на устройстве, сковавшем ногу.