На грани реальностей. Часть 03
Очнувшись от удара, я помотала головой. По телу еще проходили небольшие импульсы и покалывания. Холод окутал меня. Поднявшись, я осмотрелась вокруг, чтобы понять куда в этот раз меня занесло. Я была на пешеходном переходе. По середине дороги стояла девушка с распростертыми руками, словно ожидая чьих-то объятий. Я несколько метров прошла вперед, но потом поскользнулась и остановилась. Дорога была как отшлифованный каток. Обернувшись я увидела, как Саша бежит мне навстречу, а за ним Маша, сестра Нины. Маша тоже поскользнулась, но ей не удалось удержать равновесие, и она упала. Саша не обратил на это никакого внимания и побежал дальше сквозь меня, снова подарив мне миллион точечных уколов током. На этот раз я быстро пришла в себя.
Я повернулась вслед за Сашей, который направился к девушке стоящей посреди дороги с распростертыми руками, в одной тонкой бесформенной голубой кофте и лосинах. Я снова просто почувствовала, что это Нина, без каких-либо тому подтверждений. Ее каштановые волосы развивались с ветром, лишь секунду спустя я заметила, как огромнейшая фура мчится прямо на девушку, не имея возможности затормозить из-за гололеда. Фары светят не смотря на то, что на улице светло, видимо водитель отчаянно пытается хоть каким-то образом согнать девушку с дороги. Метель бьёт по щекам сухим колким снегом. Я не могла разглядеть лица Нины, как и обычно, я лишь увидела, как она повернулась к Саше в тот момент, когда фура врезалась в нее, сбив и протащив еще метров 12 за собой. Я невольно прижала ладонь к губам, что-то внутри очень больно оборвалось во мне, словно кто-то вырвал часть души. Саша резко остановился, подняв руки, а потом также резко побежал. Я услышала какой-то шум сзади и обернувшись увидела приближающихся на меня людей. Они шли один за другим, проходя сквозь меня. Триллионы болезненных точек впивались в мое лицо, руки и ноги, я не смогла больше это терпеть и отключилась.
***
Очнулась я в тепле. Контрастом в нос ударил горячий воздух. Я была шокирована тому, что только что произошло, но не успев понять где нахожусь, я услышала:
– Я просто просыраю жизнь здесь, в этой квартирке, на этой долбанной работе, – кричал Саша. Я уже не удивлялась изменению места, где я была свидетелем очередного события Саши или его жены. Но я все же вздрогнула, как только услышала крик.
– Не нужно говорить так, у тебя есть я и Таня, разве этого мало? – его жена пыталась не повышать голос, но он был так напряжен, что казалось еще секунда и она сорвется.
– Велико утешение… – выпалил в сердцах Саша и тут же осекся. – Я не это хотел сказать.
Мне стало больно за Нину. Что-то внутри укололо так сильно, словно эти слова были адресованы мне. Нина молчала. Руки сжала в кулаки и просто стояла. Я так же сжала руки в кулаки.
– Я не думала, что ты так считаешь, – голос был сдавленным и напряженным.
– Нина, я не это хотел сказать, – Саша понял, что сказал большую глупость, это было видно по его глазам, и пошел на попятную, но в голосе слышалось раздражение. Непонятно чем оно вызвано: глупостью своего высказывания или же тем, что придется извиняться за него. Он осторожно подошел ближе, чтобы взять за руку свою жену. Я протянула свою руку к нему, мне захотелось дотронуться вместо нее, но я осеклась, как только Нина заговорила:
– Нет-нет, – она подняла руку, ладонью показывая, чтобы он остановился, – Ты думаешь ты один отказался от того, чего хотел? Не строй из себя мученика, – она сделала паузу.
– Я никого не строю, – просто ответил Саша.
– Или может быть ты считаешь, что я виновата в том, что у нас появилась дочь? – голос Нины нарастал. – Может быть ты хочешь сказать, что наша дочь виновата в том, что она родилась? К кому еще у тебя будут претензии? – она начала тыкать указательным пальцем ему в грудь, все сильнее и сильнее, а говорить все громче и громче. – Я каждый долбанный день пашу в этой «квартирке», как ты сказал, чтобы всем в итоге было хорошо, сколько на меня всего навалилось, а ты видите ли просыраешь свою жизнь? Мимо меня она тоже в какой-то степени проходит, но я не срываюсь на тебе, потому что никто в этом не виноват. Это жизнь, – я не видела ее лица, но слышала, как голос выдал слезы, в этот момент Саша схватил ее руку, которой она все тыкала ему в грудь и сжал так, что Нина выдохнула, но в ярости быстро вырвалась. Мне даже показалось что-то хрустнуло.
– Я вкалываю на работе, как бешеный, без выходных и отпусков, никуда не хожу и не с кем не встречаюсь, ты не можешь говорить, что тебе хуже, когда ты сидишь дома, – Саша криком заполнил всю комнату. На его шее выступили вены.
По звуку я поняла, что Нина чуть не задохнулась.
– В каком это смысле я сижу дома? Сижу и ничего не делаю? – ее голос перешел на что-то среднее между шепотом и шипением. – Ты это имеешь ввиду?
– Почти ничего, – быстро проговорил он и отвернулся к окну.
– Ох, – Нина лишь выдохнула. – Ну ты и козел!
– Я просто больше не могу так жить, – не дав продолжить Нине свою фразу, он заорал, при этом покраснев и ударив воздух кулаком. – Мне надоела работа, мне надоела эта квартира, мне надоела ты.
– Прекрасно… – тихо прошептала Нина.
– Мы надоели друг другу, – прищурившись уточнил Саша. Он был сгустком раздражения и злости в данный момент. Мне даже показалось, что Саша в эту секунду ненавидит Нину.
– Нет-нет. Первый раз ты правильно сказал, – так же тихо поправила его Нина, – Мы ссоримся почти каждый день, и не понимаем друг друга, и теперь я понимаю почему. Ты не спрашиваешь, как мое самочувствие, было ли мне тяжело, больно, плохо, – она словно думала вслух. – Ты не целуешь, не обнимаешь меня, теперь я знаю почему, – монотонным тихим голосом говорила она, уставившись в одну точку, – Ты делаешь так много мне на зло… – Она на секунду замолчала. – Ты приходишь и кричишь о каких-то мелочах: чашках, пересоленном недосоленном мясе и о всякой всячине. Сейчас ты говоришь, что мы с Таней заставляем тебя просырать жизнь, и что мы уже совсем не важны для тебя… Раньше ты был нежен, но иногда срывался, потом ты начал срываться намного аще и лишь иногда быть нежным, сейчас… – она наконец посмотрела на него и наступила тишина, Нина сначала не смела ее нарушать, а потом неуверенно продолжила, подойдя ближе к Саше: – Ты же знаешь, что я тебя люблю и умру без тебя, но говоришь, что я тебе надоела, – она сгладила тон и уже просто молила своим голосом его ответить и ладонью держала его за лицо. – Ты ответь мне только честно… Ты меня не любишь? – он молча отвел взгляд.
– Наверное, больше нет, – спустя несколько секунд Саша ответил, удивительно жестко и отдернув голову от ее руки, взял пальто со спинки стула, обулся и вышел из квартиры.
На секунду я осталась наедине с Ниной, которая стояла и держала руку там, где еще секунду назад было его лицо. Потом зашла их дочка… Нина подбежала к ней, но вместо объятий обошла ее и убежала в другую комнату, а я начала чувствовать, как что-то душит меня. Я подошла к малышке, которая стояла и смотрела в след своей маме. Я присела на корточки прямо напротив нее, когда она повернулась в мою сторону, и заглянула в ее голубые глаза.
Ее взгляд осторожно прокрался мне в душу и подарил спокойствие и тепло. Я захотела обнять ее, эту милую маленькую девочку. Я протянула к ней руки немного сомневаясь. В тот момент, когда мне лишь на секунду показалось, что девочка действительно смотрела мне в глаза, что она видела меня - я не пустое место, я крепко прижала ее к себе. Вместо ожидаемого чувства теплоты, мои руки прошли сквозь девочку, а воздух пронзил меня током, и я упала.
Честно, не смотря на эту жуткую боль, если бы мне представился случай повторить это объятие – я бы, не колеблясь, повторила.
Не знаю сколько времени прошло, но я никуда не перемещалась. Боль наконец стихла и я смогла подняться сначала на колени, потом на ноги. Я прошла по узкому коридору и вошла в большую комнату – спальню. Там на кровати безмолвно и обездвижено сидела Нина, опустив голову. Первая мысль, появившаяся у меня в голове: она что-то сделала с собой. Но вдруг Нина пошевелила рукой. Я облегченно вздохнула.
Вдруг Нина резко вскочила, выбежав из комнаты.
– Мама? – услышала я испуганный голос Тани и побежала на звук. Нина нервно натягивала курточку на девочку в тот, момент, когда Таня обеспокоено и ничего не понимая смотрела на маму.
– Таня, соберись… Что же ты – трясущимися руками Нина дергала дочь, – как так можно. Перестань отвлекаться. Нужно быстро. Так, все, обувайся. Или нет… Я сама тебя обую. Хотя на, вот, сапоги, обувайся, ты уже взрослая, – бормотала сама себе под нос Нина.
– Мамочка, ты чего? – со слезами на глазах говорила Таня.
– Тихо, я нормально. Все прекрасно. Обувайся! – прикрикнула Нина.
Девочка, не понимая происходящего кое-как неуклюже натянула сапожки, пытаясь не расстраивать маму и боясь услышать критику в свой адрес.
– Наконец-то, пойдем.
– Куда, мам? Ты что, не надеваешь куртку?? – спросила Таня.
– Мне не нужна куртка, – буркнула Нина. – Пойдем, ну же, Таня!
Они так и вышли: Таня в криво надетой курточке и сапожках с не завязанными шнурками, а Нина в длинной домашней голубой тунике, в лосинах и тапочках. Я не смогла последовать за ними. Меня, словно удерживало что-то невидимое. Просто тянуло обратно в спальню.
Зайдя вновь в ту самую заветную комнату, которая сейчас была полюсом моего притяжения, я подошла к окну и выглянула на улицу. Шел снег, люди укутавшись, не высовывали даже носа из-под шарфа, и я невольно вздрогнула, вспомнив, в чем же вышла на улицу Нина. Внутри сердце сжалось от холода и все отчетливее я слышала странный писк в голове. Отрывисто, словно через каждые полсекунды раздается писк, длящийся пол секунды и снова пауза. И снова писк. Я потрусила головой, пытаясь освободиться от странного звука.
Я обернулась и наткнулась на маленькое зеркало, прикрепленное к стене. Подойдя ближе, я увидела в нем свое отражение, только лицо, таким маленьким было зеркало. Каштановые волосы, тонкие, совсем немного пухлые губы, ровный нос с ярко очерченными ноздрями, мягкий овал лица, светлая кожа и необыкновенно голубые большие глаза. В них я не видела ничего, словно там пустота. В какой-то степени так и есть, ведь я не помню о себе ничего. Вся моя жизнь сейчас это определенное количество сцен из чужой жизни.
В груди снова сердце сжал холод. Прерывистый писк становился все громче. Я закрыла уши руками и опустилась на колени. Писк стал разрывать все вокруг, резать меня словно по живому, разрывать меня на кусочки и с каждым новым звуком холод истощал мое тело. Я начала чувствовать, как теряю сознание. Холод и свет поглощали меня, и, казалось бы, с забытьем режущий писк должен был становиться все дальше, но он напротив, становился еще болезненней и отчетливей.
***
Спустя какое-то время убивающий меня звук смягчился, а я ослепленная, как будто только что мне в глаза светили фонариком, начала приходить в себя. Найдя равновесие, я огляделась. Светлая комната с большим окном, по середине кушетка, на которой лежит израненная девушка с каштановыми волосами. Теперь мне стало понятно какой звук был таким болезненным, это был кардиомонитор, подсоединенный к девушке, сообщая частоту ее пульса. Повернув голову влево и увидев, что там сидит молодой человек, я вздрогнула, но потом успокоилась, поняв, что он меня все равно не увидит. Я подошла ближе к девушке. Жуткость ее тяжелого хрипящего дыхания подчеркивала израненный вид. Наверное, у нее повреждены легкие. Тело девушки было в слишком неестественном положении: поднятая вверх грудная клетка, плечи находились на разных уровнях, словно под одно подложили подушку, а другое придавили чем-то тяжелым к кровати. Она была похожа на сломанную куклу.
Что-то мне показалось очень знакомым в этой девушке. Я даже была уверенна, что это Нина. Под бесконечным количеством ран и ссадин, пробивалось что-то теплое и родное. Я захотела заглянуть в ее лицо, чтобы убедиться, что мне просто кажется. Я потянулась через всю кушетку, чтобы получилось рассмотреть. В момент, когда я была почти в 10 сантиметрах от лица девушки и уже пыталась разглядеть ее черты, звуки кардиомонитора начали резать меня вновь, заполнив своим шумом всю палату. Словно я приближалась к чему-то запретному, и они предупреждали меня об опасности. Они пытались оттолкнуть меня, но я не могла что-либо сделать с собою и просто продолжала заглядывать. Если бы этот звук был ножом, то я была бы уже вся в крови.
И вот я почти вижу темные ресницы, тонкий нос с отчетливо выделяющимися ноздрями и тонкие еле пухлые губы, как вдруг девушка резко вскакивает и хватает меня за руку. Ее прикосновение не отдается мне миллионом уколов тока, я просто ощущаю ее горячую кожу. Она заглянула в мою душу своими огромными испуганными голубыми глазами, и я поняла, что смотрю на свое отражение. То самое отражение, которое я видела мгновение назад в спальне Нины и Саши. То самое отражение, в котором я видела пустоту. Однако сейчас ее заменили отчаяние и сожаление.
– Исправь все! – прохрипело мое отражение и закашляло кровью прямо мне на голубую длинную тунику. Ту самую, в которой я была, когда в спешке натянула на Таню курточку и сапоги, ту самую, в которой меня сбила фура. Я начинаю вспоминать продолжения кадров, невольным свидетелем которых я была. Только теперь я видела все не со стороны, а изнутри, будучи Ниной. Я видела ее глазами, я чувствовала ее боль или радость. Я чувствовала свою боль и нарастающую панику, когда я услышала, что Саша больше не любит меня. Я чувствовала зарождающееся желание уйти из этого мира. Я чувствовала, как боль разливается по венам, по горлу, по векам. В тот момент, когда я вспомнила и поняла, кто я, аппарат, сообщающий о жизни лежащей меня на этой кушетке, начал монотонно и без перерывов пищать, а на мониторе вместо волн потянулась бесконечная ровная полоска. Я повернулась в сторону, где сидел молодой человек. Он вскочил, посмотрев на кушетку и я узнала в нем Сашу. Он выбежал из палаты с криком:
– Медсестра! Где медсестра, черт побери? – а я с ужасом стояла и смотрела на мертвую себя, лежащую на кушетке, с собственной кровью на губах. Писк, несущий весть о смерти, невыносимо больно бил по ушам, а ледяной ветер выбивал все тепло из моего тела и моей души. Сухой снег бил по лицу и рукам. Я поняла, что нахожусь на улице. Мороз, снег и ледяной ветер убивали меня, а писк, отголоском еще доносящийся из палаты медленно перерастал в какой-то более мощный и громкий звук. Я не могла понять, что это. Словно в замедленной съемке, где все вокруг меня почти застыло, я быстро обернулась и яркий свет двух глаз меня ослепил. Только спустя секунду я поняла, что это фары огромной фуры, несущейся прямо на меня. Люди стояли с обеих сторон широкой дороги и замерли, двое медленно бежали ко мне: девушка и парень. Девушка поскользнулась и упала. А парень был почти возле меня, но фура неслась быстрее, чем он смог бы добежать. Только я могла сделать движение в сторону, чтобы увернуться от своей гибели. Но я размышляла. Считанные секунды оставались до того, как меня снова не станет, считанные секунды остались до того момента, когда я запущу механизм и снова окажусь в той самой палате, где буду лежать изувеченной и хрупкой. Но может быть мне не нужно жить? Может быть это проверка и я просто должна вновь поддаться искушению слабости и просто дать смерти поцеловать меня снова. Лишь тогда я уйду в забытье и все это закончится. Я повернулась еще раз к бегущему ко мне парню и увидела знакомые темные брови, тонкий нос и отчеканенные черты лица, лишь глаза икрились любовью страхом и чем-то еще, мне неведомым, какой-то тайной. Саша. Именно этот взгляд, который я так люблю, приближаясь ко мне все стремительней, заставил передумать и остаться в этом мире, чтобы бороться, чтобы жить. Фура была уже в метре от меня, и я вдруг почувствовала неистовый страх, что я не успею увернуться, что я все-таки ничего не исправлю и умру, оставив дочь и мужа одних, что потеряю их навсегда. Я изо всех сил оттолкнулась от земли, но в этот момент замедленная съемка словно перешла в режим быстрой перемотки и, когда я прыгнула в объятия Саши, фура успела зацепить мою руку. Я чувствовала страшную боль. Я думала руку мне попросту оторвало, но все это неважно. Я ведь могла чувствовать Сашу. Его запах, его кожу. Его руки на мне. Я слышала его голос:
– Нина, девочка моя, ты что сошла с ума? Что же ты наделала – повторял он, словно мантру. – Милая моя, ты так меня напугала. Я больше никогда тебя не оставлю! Никогда тебя не обижу, только не делай больше такого.
Саша гладил мое лицо и ему было совершенно все равно, что мы лежим на ледяной дороге, где нас объезжают машины. И мне было все равно на жуткую боль в руке, я не могла пошевелить нею, но я была рядом с ним. И я была жива. Мои мысли пронзила одна единственная мысль: «Таня!». Освободившись от объятий Саши и посмотрела в его теплые глаза и не успев ничего спросить, услышала его ответ:
– С ней все хорошо, – словно бальзам на душу пролились его слова.
– Я все исправила, – прошептала я ему в грудь.
– М-м? – Саша взял мое лицо в свои ладони и вопросительно разглядывал меня, но ведь объяснить я ничего не могла, поэтому просто крепче прижалась к нему и твердо для себя решила, что все теперь будет по-другому.