10. История любви. Сентябрьские убийства

Глава 10

СЕНТЯБРЬСКИЕ УБИЙСТВА

Дома, в уютной гостиной за чашечкой горячего шоколада и несерьезной болтовней с Габриэль, тревога Люсиль постепенно утихла. Хотя, нет-нет, да и вспоминались слепые глаза нищенки и её страшный жест.

- Габи, она ведь всем это говорит, правда? - наконец, не выдержав, спросила Люсиль.

Габриэль, увлечённо рассказывающая что-то об их общих знакомых, удивлённо подняла на неё свои тёмные глаза.

- О чём ты, Люсиль? Кто - она?

- Она... та женщина у лавки с зеленью, которую мы сегодня встретили.

- Милая моя, - Габриэль успокаивающим жестом сжала ладонь подруги, - конечно. И попробуй не думать о ней. У тебя есть, о ком думать - муж и ребенок.

Кстати, о вашей крошке... - мадам Дантон встала из-за стола, оправляя пышное платье, - давненько я его уже не видела, вашего славного Горация.

Пойдем, покажешь его мне?

- Конечно, - Люсиль улыбнулась и легко вскочила из-за стола, потянув Габриэль за руку, - пошли, пошли!

Они вошли в соседнюю комнату, где в кроватке мирно посапывал ребёнок.

- Действительно очень спокойный, - Габриэль склонилась над колыбелью, - просто маленький ангел.

Люсиль кивнула ей, гордо улыбнувшись.

- Да, он просто чудо. Я уже не представляю, как раньше жила без моего ангелочка.

- И уже совсем большой, - проговорила Габриэль, - сколько ему?

- 6-го сентября исполнится два месяца, - ответила Люсиль, - уже через неделю. Знаешь, Габи, я уже сейчас часто думаю о том, каким он будет, когда вырастет.

Так хочется, чтобы он был счастлив.

Габриэль засиделась до вечера. Люсиль была немного бледнее, чем обычно, но вела себя как прежде - весело смеялась над шутками Габриэль, шутила сама.

Вскоре пришёл Камилл, и они немного посидели втроём. Затем Габриэль засобиралась домой.

- Боже, уже семь часов! - воскликнула она, - как быстро пролетело время.

- С нами не соскучишься, - хитро улыбнулась ей Люсиль. - На следующей неделе ждём на обед вас с Жоржем.

Мадам Дантон кивнула ей и, уходя, обняла на прощание.

- Береги себя, милая, - прошептала она Люсиль.

Камилл пошёл проводить мадам Дантон. Люсиль, вернувшись в комнату, подошла к кроватке ребёнка. Он уже проснулся и смотрел на неё своими живыми ясными глазками. Потом потянулся и заплакал.

- Милый мой! - Люсиль подхватила его на руки, - проголодался? Ну сейчас, сейчас мамочка тебя покормит.

Покормив ребёнка, она подошла к стоявшему у стены комоду и открыла один из верхних ящичков. Достала тетрадь и, сев за стол, обмакнула перо в чернильницу и сделала запись:

"Сегодня я очень испугалась. Эти слепые глаза, которые как будто видели меня насквозь... и это страшное слово... "кровь".

Но не хочу ничего рассказывать Камиллу. Я и Габриэль попросила не говорить ему об этом. А сейчас просто запишу это здесь и забуду. Словно ничего и не было"

***

Но страшное слово "кровь", которое Люсиль так старалась забыть, вспомнилось ей очень скоро. Начало сентября 1792-го года ознаменовалось в Париже трагическими и кровавыми событиями. И хотя они не коснулись её лично, но именно в эти дни молодая женщина впервые почувствовала ту страшную и стихийную силу, которую несла с собой революция. И растерянность, и боль от того, что силу эту уже не остановить...

События эти, продолжавшиеся целых четыре дня - со 2-го по 6-е сентября 1792-го года, получили название "сентябрьских убийств". Они стали первым кровавым штрихом, который превратился потом в одну сплошную и широкую полосу, глубокую колею. Где каждое происшествие трагической цепочки неизменно влекло за собой последующее.

Народный гнев... Что может быть страшнее этой силы, которая вдруг выплескивается на улицы и несётся, подобно цунами, уничтожая под собой всех - и правых и виноватых? Именно это произошло в начале сентября в революционном Париже. Толпа, напуганная надвигающимися на столицу молодой республики войсками интервентов, которые собирались "срыть с земли революционный город", стала устраивать погромы. Толпы пьяных разъяренных людей врывались в тюрьмы Парижа, где находились арестованные аристократы, священники, часть уцелевших швейцарских батальонов и прочие лица, "сочувствующие монархии". В паре тюрем ещё было сделано какое-то подобие скорого суда, заключавшегося в быстром удостоверении личности и вынесении единственного приговора: "Смерть!"

В остальных местах не было и этого. Беззащитных людей - мужчин и женщин, убивали прямо в камерах или же вытаскивали в тюремный двор, где придумывали изощренные пытки и способы последующего убийства. В тюрьме Ла Форс зверски убили находившуюся там принцессу де Ламбаль, подругу королевы Марии-Антуанетты. Голова несчастной женщины была затем отделена от туловища, насажена на пику и под победные вопли санкюлотов торжественно пронесена по улицам Парижа. Её донесли до тюрьмы Тампль, где находилась в заключении королевская семья. Мария-Антуанетта, выглянувшая в окно на звериный вой народа, потеряла сознание, увидев поднесенную к её окну, надетую на пику, голову своей несчастной подруги.

***

- Жорж, да сделай же что-нибудь!

Камилл, ворвавшийся в кабинет министра юстиции Жоржа Жака Дантона, почти кричал. В глазах его стояли слёзы. Дантон оторвался от каких-то бумаг, в количестве разложенных на его столе и поднял глаза на Демулена.

- Присядь, Камилл! - коротко бросил он. - Ты слишком взволнован.

Камилл сел в широкое кожаное кресло и судорожно откинул упавшие на глаза волосы.

- А ты не взволнован, Жорж?! - крикнул он. - Но это же надо как-то остановить! Они врываются во все тюрьмы города и убивают беззащитных. Без суда и следствия.

Да выгляни же ты хотя бы в окно, черт тебя дери! Или тебе всё равно?

Дантон откинулся назад, в удобное мягкое кресло и слегка сощурил глаза.

- Нет, Камилл, мне не всё равно.

- Но тогда...

- А что тогда? - раздраженно перебил его Дантон, - что я по-твоему могу сделать? Что?

- Но... но ты же министр, Жорж!

- Да, Камилл, я министр, - Дантон сцепил руки в замок и пристально посмотрел на Демулена, - но ты слишком импульсивен, в тебе говорят эмоции... ты совсем не считаешься с окружающей действительностью.

Посмотри, какие анархические настроения царят сейчас в Национальной гвардии. Ты хочешь, чтобы я отдал приказ, который никто из них не будет выполнять? - Дантон выделил слово "никто" и сделал многозначительную паузу. Затем продолжил:

- Более того, бОльшая часть гвардейцев, я уверен, сразу же и с радостью присоединится ко всей этой толпе, которая убивает и кричит :"Режь аристократов!".

Ты этого хочешь?

Чтобы новое республиканское правительство было ещё больше скомпрометировано? Чтобы народ совсем перестал нас уважать?

В кабинете повисло напряженное молчание.

Демулен сидел, опустив голову, ничего не отвечая.

- Мы должны просто переждать, - закончил Дантон. - Все - рано или поздно - завершится само, не надо вмешиваться.

Успокаивающим жестом он попытался дотронуться до руки Камилла, но тот встал и молча вышел из кабинета, хлопнув дверью.