28. Дай сердцу волю... Часть четвёртая: «Правительница». Глава 2

Дверца металлической клетки с лязгом закрылась. Шаги стражника стихли за дверью трюма. Воцарилась темнота. Спёртый влажный воздух, отдающий гнилыми водорослями, забивал дыхание. Гнетущую тишину нарушали чьи-то стоны, покашливание, шуршание прелой соломы. В отдалении кто-то заунывно выл: то ли пел, то ли плакал, то ли молился. По этим звукам Элиот поняла, что в темнице она не одна. Окинув ментальным «взором» пространство, узнала, с кем оказалась в компании. Кроме нескольких неизвестных, в темнице находилась почти вся команда «Непойманного». Капитан Сивэй сидел в соседней клетке.

- Капитан… - позвала тихонько.

- Ты тоже здесь, Эл… - прозвучало в ответ. – Я думал, такую красотку белобрысый непременно оставит себе.

- Разве я шийна? – парировала Элиот.

- Прости… Мне жаль, если ты разделишь нашу судьбу. Такая, как ты, не должна болтаться на рее.

- А какая я?

- Благородная. Леди должны возлежать в будуарах, принимая воздыхателей, а не кормить стервятников своим мягким телом.

- Принц обещал мне прощение, если я убью вас, - призналась виолка.

- А ты отказалась? – в голосе капитана прозвучало скорее осуждение, чем удивление.

- Конечно! Как я могла убить товарища, да ещё и своего капитана?

- Дура! – неожиданно грубо воскликнул Сивэй. – Мне и так, и так не жить. Не ты, так другой – я всё равно взлечу под небеса. А ты ещё так юна… Просись, моли – пусть даст второй шанс!

Элиот была удивлена и польщена. На пороге смерти Аргус думал о ней. Несмотря на род занятий, он оказался порядочным человеком.

Потянулись бесконечные часы заключения. В темноте время теряет форму. Нельзя точно определить, час прошёл или пять, день или декада. Клетка, в которой находилась девушка, была низкой и узкой. Невозможно было выпрямиться во весь рост ни стоя, ни лёжа. Это оказалось самым худшим мучением из всех. Кормили заключённых раз в день, воды выдавали небольшой кувшин. Тьма расступалась на короткое время только, когда приносили еду. Хлебать приходилось из миски, как животному. Ни ложек, ни иных столовых приборов не выдавали. А ещё докучали сырость и холод. Темница располагалась ниже ватерлинии, под водой. Поэтому здесь не было ни отдушин, ни, тем паче, солнечного света.

- Посиди и подумай, - сказал Санхар на прощание. – Взвесь все «за» и «против». Если надумаешь до окончания срока – скажи стражнику два слова: «Я готова». И тебя тот час освободят. Не успеешь – пеняй на себя.

Когда кончается срок, бессмертный не сказал. А Элиот не спросила. Зачем ей? Она всё равно не уступит. Она разделит судьбу товарищей, пусть они и не совсем ей товарищи. Но «Нет веры единожды предавшему…». И она не предаст.

После нескольких дней (время Элиот отсчитывала по кормёжке) к физическим мучениям – невозможности размять скрюченное теснотой тело, голод, жажда, холод и сырость, добавилась усиливающаяся с каждым часом слабость. Она ведь не знала – беспечный Рейнальд забыл её просветить – что бессмертным жизненно необходимо солнце. Его животворящие лучи поддерживают крошечные организмы в их крови в работоспособном состоянии. При длительном отсутствии солнечных «ванн», крошки начинают хиреть и чахнуть. А с ними угасает и тело бессмертного.

Вскоре Элиот не могла сидеть, затем подняться, а потом и вовсе затихла, перестав поддерживать разговор с Аргусом. Она провалилась то ли в сон, то ли в забытье, в котором ей грезился открытый цветущий луг, наполненный полуденным солнцем. Его жгучие лучи проникали под кожу, но девушке не хватало тепла. Её сотрясала крупная дрожь. Она сбросила всю одежду, подставив лучам голое тело, но и это не помогло. Казалось, над ней нависает какая-то тень, закрывающая светило. Элиот отползала в сторону, но тень двигалась за ней, мрачная, жестокая, холодная. Тогда Элиот перевернулась на спину, чтобы взглянуть, что её закрывает. И с ужасом увидела громадное – на всё небо – лицо Санхара, принца Трикорского. Зелёные безжалостные глаза смотрели в упор, и от них исходил леденящий холод…

- Уйди… Уйди… - шептала в ужасе девушка. – Оставь меня! Ты – чудовище!..