03. Бумеранг возвращается на Запад. Чёрный полковник

Глава 3. Чёрный полковник

Большой Свин проснулся весь в поту. Вонючий, липкий пот был его естественным состоянием. Но этот пот был ещё и холодным. Всю ночь его одолевали кошмары. Накануне он перебрал, а сон – лучшее лекарство от похмелья. Потому он вчера закусил выпитое и съеденное изрядной дозой снотворного. Слипшиеся, обрюзгшие веки никак не желали открываться. Ему так и хотелось сказать, кому-нибудь: «Подымите мне веки». Но сказать было некому. Вчера он приказал не будить его, ни при каких обстоятельствах. Комната, в которой он спал, была предназначена именно для таких вот случаев и называлась «Отрезвительной». У неё отсутствовали окна, а стены были обиты толстой тканью для звукоизоляции. Наконец, при помощи рук, он разлепил веки, свалился с кровати, встал на четвереньки и подполз к выключателю, бормоча: «Идиоты, сколько раз говорил, чтобы выключатель перенесли к изголовью». Дополз, щёлкнул выключателем. Ничего не произошло, свет не загорелся. Лёгкая тень жуткого подозрения качнулась в голове и исчезла. Наконец, он добрался до двери, отодвинул засовы и открыл. Увиденное заставило его внутренне съёжиться. Такого не было никогда. По вестибюлю носились какие-то люди, пол был завален коробками, а у окон стояли вооружённые стрелки.

– Что тут у вас происходит? – холодея от догадки, спросил он, едва ворочая вдруг пересохшим языком.

– Мятеж, Ваше Превосходительство.

Он схватился за сердце и медленно опустился на пол.

– Где армия? – спросил он почти шёпотом.

– Под вашими окнами, Ваше Превосходительство и движется сюда, боюсь с дурными намерениями.

– Где служба безопасности?

– Разбежались, Ваше Превосходительство.

– Почему не доложили раньше?

– Так, Вы велели не будить, Ваше Превосходительство.

– Идиоты, скоты, болваны! Всех уволю и сгною. Подготовить мой самолёт.

– Невозможно, взлетная полоса повреждена.

– Вертолёт!

– Площадка захвачена.

– Бункер!

– Электричества нет, дверь заклинило.

Из него вырвался какой-то дикий, нечленораздельный звук, переходящий в визг на самой высокой ноте. Он упал на пол, катаясь и дрыгая ногами.

– Ваше Превосходительство, Вам врачи запретили волноваться, – попытался успокоить один из охранников и показалось, что в его голосе прозвучала издёвка.

– Свяжите меня с Господином Послом, – приказал Свин, отдышавшись и вспомнив, что с этого и надо было начинать.

– Моя слюшайт, – посол говорил на ломаном великославском, коверкая слова.

– Спасите, – выдавил из себя Свин дрожащим голосом.

– А ви кто есть?

Свин опешил: «Как кто? Я, Президент».

– Ви был Президент, плохой Президент.

– Но это вы сделали меня Президентом, вы вложили большие деньги.

– Это враль, ви сам пришёл, ви совершиль переворот и нарушиль демократий. Народ вас наказаль.

Когда-то, когда Большой Свин, ещё не был Свином, тем более большим, он мечтал выиграть много денег. Мечтал с детства. Жизнь была бедная, а он такой жизни не хотел. Он хотел быть богатым и всех купить. И вот он стал богатым. Но стал ли при этом счастливым? Нет, он не стал счастливым. Его не уважали и не любили те, кто богатым не был, а кто богатым был, тот его презирал, потому, что был богаче его. И он поклялся себе, что будет богаче всех и тогда все будут его уважать, а может даже, любить, а если не будут, он их всех, всё равно, купит. Нелюбовь бедных он объяснял просто: «Зависть». Но вот когда он начал появляться в серьёзном обществе на международных площадках, он нередко ловил на себе пренебрежительные взгляды, а иногда и брошенные в спину, обидные слова: «возомнившее быдло». Но самым возмутительным было то, что эти слова он слышал от людей, гораздо беднее его: от обедневших аристократов, от режиссёров и писателей. И, действительно, его мешковатые движения и фальшивая игра захолустного комедианта из провинциального балагана, не шла ни в какие сравнения с изящными жестами и отточенными словами представителей настоящих элит. Но самым возмутительным, было отношение президентов великих, и даже не очень великих стран. Они не хотели видеть в нём ровню, они поставили над ним, над Президентом, своих шестёрок – послов и через них правили Его страной. И ничего не поделаешь, где-то за бронированными дверями, лежали досье, угрожая в один миг сделать его подсудным и нищим. Ну, как здесь не запьёшь? И вот, похоже, пришёл тот час в его наихудшем варианте.

Тем временем, бригада неумолимо приближалась к дворцу, беря под контроль жизненно важные узлы города: телестудии, банки, казначейство, суды, прокуратуру, и приблизилась вплотную к правительственному кварталу. Идея диверсии по обесточиванию столицы, была очень хороша. Никто не успел перевести за рубеж не одной денежной единицы.

Дворец обложили по всем правилам. Улицы перекрыли, на перекрёстках поставили бронетранспортёры, позиции на крышах заняли снайперы. В парке расположилась гаубичная батарея. Всё делалось по-хозяйски: основательно, без спешки. Жители, не понимавшие, что происходит, забились в свои норы и под ногами не путались.

После полудня из дворца вышла группа парламентариев и попросила встречи с руководством мятежников. Их отвели лично к Баклану.

Группу возглавлял квадратный субъект с лысым, блестящим черепом. Безбровое лицо с маленькими белыми, едва заметными поросячьими глазками, расширялось книзу и плотно сидело на туловище, минуя шею. Посреди лица алел бантик губ, похожий на куриную гузку. Из широких плечей росли непомерно длинные руки, свисавшие ниже колен.

«Орангутанг», – подумал Баклан, узнавая квадратного, – начальник личной охраны.

– Их Превосходительство велели передать вам следующее, – начал Оранг, – вы совершаете попытку государственного переворота, нарушая присягу, Закон и Конституцию. К столице движутся преданные правительству войска. У вас есть один выход – сложить оружие

– Мы не совершаем попытку государственного переворота. Мы его совершили, – уточнил Баклан, – и не вам говорить о перевороте. А тем более, о Законе и Конституции, – и добавил, – и никаких преданных войск у вас нет.

– Есть запасной вариант, на случай правоты ваших последних слов, – продолжил Оранг, – Вы получаете пол ярда заокеанских денежных единиц и неограниченную свободу передвижения. Торг уместен.

– Я не торгуюсь и не участвую в аукционах. К тому же, как показало время, цена вашему слову не выше нуля. У меня есть встречное предложение. Вы сдаёте нам своего шефа, а в награду получаете свободный выезд в любом направлении, гарантии на неприкосновенность вашего имущества и банковских счетов. Даю вам на раздумья три часа.

– Какие ваши гарантии?

– Моё слово.

Ближе к вечеру в штаб мятежников принесли большой мешок из дерюги. Мешок жалобно скулил и из него капало. По запаху можно было догадаться, что это моча. Мешок развязали и извлекли бесформенную тушу. Руки бесформенной туши были в наручниках, а на голове чёрный, пластиковый кулёк.

– Это ещё зачем? – указал на кулёк Баклан.

– Он кусался, плевался и царапался. Вот! – показал, один из «грузчиков» замотанный грязным, окровавленным бинтом, палец.

Вечером, в новостийное время, было сделано следующее заявление:

– Я буду краток. Мы свергли эту власть, потому что она была угрозой существования нашего государства. Мы пришли навести Порядок и восстановить Закон.

Отныне все партии и движения запрещены. Все идеологии и прочие «измы» отменяются. Действие Конституции на первый год приостанавливается. Вместо неё будет действовать Устав. Устав опубликуют не позднее недели. Ношение масок, травматических предметов, оружия и сборища запрещены. С наступления темноты и до рассвета, вводится комендантский час. Тюремное заключение, как разорительный для державы способ наказания, отменяется. Его заменят каторжные работы, телесные наказания, а в исключительных случаях, смертная казнь. Так будет до тех пор, пока наше общество не успокоится. Все граждане перестанут делиться на правых, неправых и очень правых. Все будут равны, независимо от происхождения, места рождения и языковых предпочтений. Все международные организации, подрывающие наш суверенитет, будут изгнаны из страны. Все преступники найдены и наказаны, архивы судов, и прокуратуры нами захвачены. Незаконно вывезенные средства, будут возвращены в казну. Механизмы мы прорабатываем. Доходы государственных чиновников не будут превышать десять минимальных зарплат. Публичная ложь должностных лиц в служебное время приравнивается к уголовному преступлению, равно, как и нарушения Конституции. Мы не обещаем лёгкой жизни – всё разворованное и разрушенное придётся восстанавливать тяжким трудом. Всех изгнанных предыдущей властью по политическим мотивам, прошу вернуться на свои рабочие места, прежде всего работников силовых и правоохранительных органов. Через пять лет мы проведём референдум и выборы. Выборы будут исключительно на мажоритарной основе с выдвижением кандидатов от коллективов. А пока ваш главный начальник – Я. И если мне не удастся за это время добиться улучшений, даю вам слово офицера, я добровольно уйду из этой жизни. Всю ответственность за настоящее и будущее я беру на себя.

На следующий день полгорода вышло на улицы обозлённой, разъярённой толпой. Плотину прорвало. Вся ненависть, накопленная за годы страданий и унижений, выплеснулась на виновников. Больше всех досталось журналистам и псевдопатриотам. СНБешники, судьи и прокуроры, избежавшие арестов, забились в самые глухие щели, ибо всегда ведали, что творили и жили обособленно, анонимно, за городом, преступными сообществами. А лживые журналисты, футбольные фанаты, бытовые «патриоты», оказались более доступны, поскольку, как правило, имели соседей, знавших, кто есть кто. Журналистов также подвело их профессиональное любопытство.

Денис, проходя по центру столицы, услышал женские вопли, визги, переходящие в сплошной вой. На подходе к источнику звуков, ему представилась следующая картинка. Он увидел привязанную лицом к столбу голую женщину. Её лощённые, откормленные ягодицы покрылись вздувшимися рубцами красного, лилового и багрово-коричневого цвета. Возле столба лежали пучки свежесрезанных, берёзовых прутьев. Поодаль выстроилась очередь. Очередь двигалась медленно в сторону привязанной. Первый из очереди, выбирал прут, подходил к столбу и, прицелившись, наносил свистящий удар. Денис узнал наказываемую. Ею была Королева лжи – ведущая «Самых правдивых новостей» и совладелица телевизионного канала. Денис не смог отказать себе в удовольствии, отомстить за те тонны помойной лжи, что пролились на головы зрителей за все эти годы. Он занял очередь... С мужчинами обходились проще. Их ловили, оплёвывали и избивали кулаками, и ногами.

Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы не вмешались военные. Было объявлено от имени Полковника, что все виновные будут наказаны публично при соблюдении всех процессуальных норм и обрядов: зрелищно, торжественно, под чтение приговоров и барабанный бой.

Тем временем, полковник обживался на новом месте под давящим великолепием дворца.

– Зачем всё это? – недоумевал Баклан, зачем эти понты в нищей, вымирающей стране?

Кому эта пыль в глаза? Неужели, они и вправду думали, что мир не знает реального положения вещей?

Он распорядился вызвать коменданта, или, как там у них, дворецкого?

– Всю эту мишуру, на аукцион, деньги в казну. Здание сдать в аренду, бункер под овощехранилище. Автопарк на распродажу. Мне оставить бронированный автомобиль. Охране бронетранспортёры. Вырученные деньги в казну. Мне оборудовать флигель с простой, добротной, канцелярской мебелью.

Как-то, в один из первых майских дней, на пороге беззвучной тенью возник Серёга. Он всегда возникал вот так, будто бы из небытия.

– Василь Петрович, вас вызывают на ковёр, – попытался изобразить страх Сергей, но не смог подавить глумливую улыбку.

– Это кто же посмел? Никак Господь Бог?

– Ну не совсем так, скорее тот, кто себя таковым возомнил. – И он протянул опечатанный конверт. – Вот, прислали с нарочным.

Полковник вскрыл конверт и прочитал вслух: « … Сим рекомендуем вам явиться в Посольство, к 09 часам.24 мая --- года. Настоятельная просьба не опаздывать».

– Какая наглость, – Баклан отшвырнул письмо на стол. – Пиши ответ: «Довожу до вашего сведения, что в связи с перегруженным графиком, а также в целях безопасности, я не могу выполнить Вашу просьбу, и приглашаю Вас явиться на приём к 09 часам 24 --- года. Просьба не опаздывать».

– Неужели они так и общались? Какой позор, – с отвращением глядя на письмо, молвил полковник.

– Можете не сомневаться, именно так, – подтвердил Серёга.

– Вот, что… – задумчиво протянул Баклан, – организуй-ка ты слежку, круглосуточную, кто к ним ходит, куда они ходят, с кем общаются. За кругом общения, само собой, особо. Можешь использовать эти игрушечные квадрокоптеры. И подготовь прослушку с записью в моём кабинете.

– Будет сделано! – слегка дурашливо, взял под козырёк Серёга.

Нетрудно догадаться, что новую службу безопасности, возглавил именно он.

Посол – худощавый человек с военной выправкой и глубоко посаженными, чёрными, сверлящими глазами, не опоздал. Видимо не хотел начинать с испорченных отношений, а возможно почуял, что его «визави» не так уж и прост.

– Ми, поздравляль вас господин Президент, с поступлением в должность и возвращение демократий в ваша страна. Ми надеялись, что наш дружба и сотрудничество, будет на высокий уровень. Ви немного нарушиль наш традиций, но это пустьяки. Для началь, ми готов предоставить вам кредит.

Баклан, пропуская весь этот официальный бред, пытался уловить обрывки мыслей собеседника, но у него не получалось. Он был слаб в заокеанском, а его собеседник думал на своём родном языке. Однако смысл некоторых слов он понял: мани, перцент… И он решил пойти ва-банк.

– Я не Президент, господин посол. Я – хунта. О демократии будем говорить через пять лет, когда возможно, я стану Президентом. А вот мысль о кредите – мысль интересная – попытался изобразить алчность, Баклан. Я человек военный, а потому прямой. Зачем мне кредит?

– Как зачем? – не сдержал удивление посол. – Кредит – это карашо, ми вам мани, ви нам процент.

– Ну и что в этом хорошего?

– Но процент, это ваш процент, – уточнил, растерявшийся посол.

– Что нужно от меня? – прикинулся не понимающим Баклан.

– Всего, ничего. Следовать нашим рекомендациям, – чётко и без акцента, произнёс посол металлическим голосом.

– Ну что же, я подумаю.

– Думайт, думайт. Надейс ми найдём общего языка, – и он протянул руку, чтобы похлопать полковника по плечу, но поймав его взгляд, сделал вид, что подтягивает манжет сорочки.

Продолжение следует.