Недобрые дела

Я стояла одна на пустынной улице. Небо заволокло серыми тучами. А едва приметный ветерок паром клубился над землей, трогая засохшие листья и опавшую шелковицу.
Слева от себя я приметила женщину, которая сидя в тени медленно расставляла бидоны с ягодой. Она была одета чересчур не по погоде: шаль и теплое платье. Ветер принес от нее запах дремучего леса.
Одно не точное движение и красные ягодки, выпрыгнув из лукошка, покатились прочь по асфальту.
Позади нее расположились свалка, она стояла высунув от жары грязный язык. В самом центре ее что-то зашевелилось, и на глаза показался король мусорных баков – черный кот с глазами бледно-желтого цвета.
- Э, нет дружок, - прошептала я, и чумазый повернувшись ко мне спиной, уходит другой тропой.
Прислушиваясь к наручным часам совсем не слышу, как тикает время. Круто повернувшись в сторону дома я, лицом к лицу, сталкиваюсь с женщиной. От неожиданности мы замираем глядя друг на друга. Ее волосы растрепало теплым ветром, отчего пряди клубились черными змейками над головой.
Глаза ее прятались за солнечными очками, а в руках она держала пустую авоську. Я растерянно молчала.
Она посмотрела на меня в упор и не то выдохнула, не то прошептала вопрос:
- Видишь этого человека позади меня?
Я удивленно смерила пустынную улицу взглядом. Даже зачем то посмотрела на покосившийся асфальт, на случай если человек очень маленький. Но так никого и не увидела.
Снова взглянув на женщину, мне показалось, что сквозь очки я разглядела безумный блеск ее глаз.
Стало холодно, а потом щекотно. Мурашки потекли по внутренней стороне позвоночника. И я, вопросительно дернула бровью, стараясь ничем не выдать свой страх.
Но к моему облегчению из-за угла показалась женщина. Длинная фигура ее, облаченная в белую ночную рубашку казалась ужасной. Седые волосы кончиками сметали невидимый сор с плеч. Она шла, покачиваясь, словно была сделана из пластилина. Я посмотрела в глаза седовласой старушке и отметила, что они у нее тоже белые. В руках она держала белобрысого кота. Тот, сидел смирно и неподвижностью своей напоминал статую. Однако, морда его казалась мне какой то не законченной. Я всматривалась и искала в ней что-то знакомое, котовское. Желтые глаза, прямой, как у греческих богов нос, рот изящной ниточкой… - перечисляла я. А где же…Усы? Спохватилась я вдруг. Меня ошарашило, - хвоста не было тоже.
Я вновь посмотрела на свою собеседницу, и она, поймав мой взгляд, молвила:
- Родила царица в ночь не то сына, не то дочь… - и хрипло хихикнула.
Змейки волос вновь оживились и зашевелились у нее над головой. Ветра не было.
В тишине я услышала стук собственных зубов. И не в силах унять дрожь я молчала, опасаясь откусить себе язык.
Я заметила солнечных зайчиков на асфальте, и, проследив за их следами я догадалась откуда они пришли. Они выпрыгнули из сумки змееголовой. И присмотревшись, я поняла, что в руках она держала совсем не сумку. Тонкая нить рыбацкой сети тянула за жабры рыбью голову. И там, где должна была быть защелка, рыбья голова смыкала губы крестиком. Она молча моргала глазами. Но где же туловище и хвост? – думала я.
Собеседница подмигнула мне, и, нырнув рукой в рыбью пасть, достала оттуда книгу.
- Спрячь, а то сейчас будет! – и, бросив ее мне в руки, она скрылась за деревьями.
Я машинально вцепилась в подарок, он был склизким и неприятным на ощупь. Переливаясь, переплет застилал глаза позолотой. Я сморгнула слезинку и, присмотревшись, поняла, что держу в руках огромный рыбий хвост, который к тому же слегка трепыхался. На краю плавника торчал рваный лоскут рыбацкой сети.
- Ее сумка твоя голова? – прошептала я с сожалением искалеченной рыбе.
Тающей походкой приближалась пластилиновая женщина. Она оставляла белые следы, будто обувь ее рисовала мелом.
В руках моих, билась живая книга, пойманная в сеть.
Изваяние, в руках пластилиновой женщины, зашевелилось и истошно мяукнув бросилось мне под ноги. Споткнувшись, я выронила книгу и она, упав в стороне, открылась на n-ой странице.
Градом посыпались восклицательные знаки, словно их кто-то плохо приклеил к тексту. Они яростно били по макушке кота и наконец, успокоившись, прилипли к его безусой морде.
Чистоплотный кот, опешив от столь грязного приема, жалостливо завыл и присев начал тереться головой о горячий асфальт. Но увы, восклицательные знаки держались крепко. С этого момента и навсегда осталась усатой кошачья морда.
На какое то время драка затихла и я заметила, как пританцовывая, покидали книжные страницы запятые. И вот, запрыгали по белой кошачьей шерстке, как блошки. Обезумев от наглости, кот гарцевал на месте, отплёвываясь. Скатываясь по спинке, крючками они цеплялись к бесхвостой кошачьей попе.
Передо мной предстал белый кот с чернильным хвостом и усами.
Злостно выпустив когти, он прыгнул на книгу.
Но та, поймав его марш бросок, растеклась в глубокую лужу. Не успев затормозить, кот бултыхнулся в воду и пополз побежденный на дно.
Стало тихо.
Пластилиновая женщина, поравнявшись с местом сражения и укоризненно вздохнула. Молча дернув за торчащий из воды камыш, она моментально собрала лужу в сумку. Взвалив содержимое на плечи, она, улыбаясь спускалась вниз по улице. И кот, попавшись в рыбацкие сети, сидел смирно. Его черные усы смиренно свисали с мокрой морды.
Не устойчивый силуэт пластилиновой женщины становился меньше и меньше и меньше, словно таял на солнце. Наконец, растворился совсем.
Улица снова опустела. Я осталась одна.