Этюд в леденцовых тонах

Давным-давно, в далёкой-далёкой галактике…
Тьфу, это не отсюда!
Давным-давно, в одной весьма пластилиновой местности...
Опять, тьфу!


В общем, други, Князь пропал!
Команда славных дендуктивов спешит на помощь!

– Егоровна! Князь пропал! – прорычал Горыныч, просовывая одну из голов в открытое окно и выпуская клубы дыма!

– Ах ты ж, ирод треклятый! – встрепенулась задремавшая было в кресле-качалке старушка, чуть не выронив волшебное веретено.

– Звала, Егоровна? – послышался заспанный голос Гришки. Растрепанный домовой лениво вылез из-за печи, потирая сонные глаза,  недоуменно уставился на Горыныча.

– Кто ирод? Князь? – непонимающе моргнул тремя парами глаз Горыныч.

– Тебе сколько раз сказывалось, коптильня ты летающая, в избе не дымить! – рассердилась Яга, разгоняя клубы черного дыма.

– И то верно, – согласился с ней домовой, грозя крохотным кулачком растерявшемуся ящеру. – Опять после тебя потолок натирай!

– Молчал бы уж! Не переломишься, – буркнула старушка и, требовательно посмотрев на Горыныча, добавила. – А ты, зверь редкий, исчезающий, брысь на двор! Там и поведаешь, что с Князем.

– А что я? Я ничего! – обиженно заворчал ящер, неуклюже вытаскивая из окна голову.

Старушка, нахмурившись и кряхтя, поднялась с кресла и, раздраженно шаркая лаптями по полу, направилась к двери. Взлохмаченный Гришка обреченно вздохнул, окинув закопченный Горынычем потолок, полез было за печку, неуверенно махнул рукой и засеменил за ней следом, на ходу пытаясь пригладить непокорную шевелюру.

– Понаприлетают тут всякие, а мне работай потом, избу в порядок приводи, – раздосадовано бормотал он себе под нос.

Трехголовый ящер нервно топтался во дворе, бросая нетерпеливые взгляды на крыльцо, поминутно взрыкивая и обиженно выпуская из всех трех пастей разом клубы сизого дыма. Кожистые крылья ящера то и дело тревожно вздрагивали.

У ворот, опасливо разглядывая висящие на них черепа, с ноги на ногу переминался маленький круглый человечек, облаченный в богато украшенный самоцветной вышивкой боярский кафтан с широкими меховыми отворотами, свободный покрой которого, впрочем, не мог скрыть выпирающее пузо гостя.

– Кого там нелегкая принесла? – сварливо спросила Яга, выйдя на крыльцо, и, приметив незваного посетителя, подозрительно цокнула языком.

– Кукишев это! – небрежно взрыкнул Горыныч, обиженно выпустив из ноздрей струйку черного дыма, и язвительно добавил. – Я его принес, а не нелегкая какая-то. Всю шею мне, гад, отсидел!

– Боярин Кукишев, – поправил его пришелец, хриплым голосом, похожим на скрип плохо смазанных дверных петель. Он подобострастно оскалился, обнажив ряд мелких зубов, отчего его, и без того покрытое сетью глубоких морщин лицо скукожилось в нечто напоминающее кору древнего дуба, а неприятные водянисто-серые глаза превратились в две узкие щелочки.

Широко раскрыв объятия, Кукишев, часто перебирая коротковатыми ножками в черных сапогах с залихватски вздернутыми носами, засеменил навстречу Егоровне, не забывая по пути отвешивать заискивающие полупоклоны. Подлетев к крыльцу, он оступился на ступеньках и, растянувшись на полу рядом с успевшей отпрянуть в сторону старушкой, нос к носу столкнулся с вышедшим из дома Гришкой.

– Во дела! – удивленно протянул тот, пристально разглядывая лицо боярина, так и не прекратившего глупо скалиться.

– Чаго? – непонимающе захлопал глазами боярин, делая неловкие попытки подняться.

Яга, натужно кряхтя, помогла ему встать на ноги.

– Ну и ряха, говорю, – хихикнул домовой и тут же ловко юркнул за подол сарафана Егоровны.

– Цыц, охальник! – пряча улыбку, одернула его старушка и иронично заметила. – Это сам Кукишев!

– То-то я и чую, колбасный дух витает, – как ни в чем не бывало заметил домовой, настороженно стреляя черными пуговками глаз.

Боярин недоверчиво принюхался, поведя широким крючковатым носом, и, попытавшись скрыть досаду, буркнул:

– По делу я!

– Ну? – требовательно протянула Егоровна.

– Говорил же, Князь пропал! – торопливо вставил Горыныч, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения.

– Ага, Князь пропал, – подтвердил Кукишев, отряхивая кафтан, и досадливо поморщился, заметив на нем дыру, в которую зачем-то просунул толстый, похожий на скрюченную сардельку палец. Разочарованно вздохнув и с обидой посмотрев на ни в чем не повинную Егоровну, он плаксиво добавил, – Кормилец-то наш того… Тю-тю. Исчез, как и не было.

– Супостаты похитили, – важно заметил Горыныч, согласно кивнув всеми тремя головами разом.

Яга шумно выпустила воздух через угрожающе раздувшиеся ноздри и холодно сказала Кукишеву, занятому внимательным изучением дыры на кафтане:

– По делу говори.

Боярин встрепенулся, набрал побольше воздуха в легкие и отрывисто затараторил:

– Беляна Ключница вчера поутру Князю завтрак относила. Постучалась в княжью опочивальню – тишина. Ушла. Мало ли какие важные государевы дела батюшка, свет наш, решает. Обед принесла – тоже тишина. Тут-то и забеспокоилась. Стрельцов подняла, те-то, не долго думая, дверь в опочивальню и вынесли. А там! – Кукишев наигранно схватился за голову, в притворном ужасе округлив глаза. – Все вверх дном перевернуто. Князя нет. Только шапка евоная на сундуке помятая лежит. Цельный день Князя по всему стольному граду искали, а сегодня поутру, чуть свет, я сюда на змее трехголовом отправился за помощью…

– И записка, записка-то, не забудь! – перебил боярина Горыныч, с живым интересом вытянув длинные шеи.

Кинув неприязненный взгляд на трехголового ящера, Кукишев суетливо похлопал себя по бокам и животу и, смущенно пожав плечами, задумался.

– Так и знал, что потеряешь! – хмыкнул змей, негодующе взмахнув крыльями.

– Отродясь ничего не терял! – задумчиво почесал затылок растерявшийся боярин.

– Куда тебе! Все в карман себе тащит! – язвительно заметил Гришка, вскарабкавшись на плечо к хмурившейся Егоровне.

Кукишев сделал вид, что не расслышал. Неожиданно он хлопнул себя ладонью по лбу, расплывшись в довольной улыбке, и торжествующе извлек из-за пазухи кусок бересты.

– Говорил же, что отродясь ничего не терял! – радостно заключил он, помахав перед самым носом Гришки своей добычей. – Вот она, записочка-то!

Яга раздраженно выхватила из его рук бересту и, хмуря лоб, углубилась в чтение. Через секунду брови старушки недоуменно взлетели вверх.

– Что за напасть-то такая? – непонимающе посмотрев на скалящегося боярина, осведомилась она. – Здесь же ничего прочитать нельзя! Каракули одни.

– Погодь, Егоровна, – перебил старушку сидящий на ее плече Гришка, ткнув пальцем в записку. – Кажись, вот здесь написано, пуд золота.

Он сосредоточенно нахмурил лоб и выпучил глаза, силясь прочитать написанное.

– А тут, второго дня вечером… вот тут, у озера под дубом… – озадаченно почесав лоб, он медленно произнес. – А, видать, Князя и в самом деле похитили. Все складывается, как ни крути, Егоровна. Князя-батюшку похитили, а теперь выкуп требуют – пуд золотом, чтоб через два дня под деревом у озера оставили.

– Так я о том и молвил! – ликующе воскликнул Кукишев.

– Тихо ты! Не мешай. Не видишь, профессионалы думу думают! – осадил его домовой, пренебрежительно махнув рукой. – Смотри, Егоровна, здесь еще и отпечаток лапы кошачей. Никак, знак банды! Во как!

– Какой ты у меня умный да разумный! – Яга одобрительно потрепала Гришку по лохматой голове.

– Эй, колбасный ампиратор, – обратился домовой к замершему в растерянности боярину. – Не слышал чего о банде кошачьей лапы? Или, может, банде кошачьего когтя?

Побагровевший от злости Кукишев, которого панибратски-фамильярное обращение Гришки начало выводить из равновесия, отрицательно замотал головой.

– Ты, Гришка, с боярином-то по-почтительнее все-таки разговаривал бы, – наставительно заметила Яга, с трудом сдерживая улыбку. – Как ни как, цельный боярин.

Не почуяв подвоха, Кукишев важно и с достоинством закивал, подтверждая слова старушки.

– Да ну его, – упрямо мотнул головой домовой.

Притихший было Горыныч, бросив на задохнувшегося от праведного гнева Кукишева настороженный взгляд, аккуратно заметил:

– И то правда. Боярин же.

– Пусть терпит, ежели хочет Князя найти, – не унимался Гришка. – Кто он без Князя-то? Без защиты его? Так, мошенник мелкий, из-за которого честный кот пострадал. Помню я, помню, как из-за твоей жадности Баюна-то в темницу посадили!

Домовой с вызовом уставился на разобижено засопевшего боярина, на скулах которого заходили ходуном желваки.

– Ну, попадись ты мне, – тихо, сквозь зубы, процедил Кукишев.

Услышавший его угрозы домовой нахально улыбнулся:

– Да, я Князя лично от котообротня вот этой самой грудью защищал, пока ты по подвалам трусливо прятался, – он мужественно расправил хилую грудь, гордо вздернув заросший растрепанной бороденкой подбородок.

– Ну все! Потешились и будет, – примирительно оборвала грозившую затянуться перебранку Егоровна. – Князя выручать надобно.

Кукишев, вздохнув, тоскливо посмотрел на Горыныча. Тот испуганно попятился и умоляюще уставился на Ягу. Снисходительно усмехнувшись, старушка добродушно кивнула.

– Эй, боярин! – позвала она начавшего было карабкаться на спину поникшего змея Кукишева. – В ступе полетишь. Нечего зазря животинку мучать.

Горыныч выдохнул с облегчением и благодарно подмигнул Егоровне.

Вскоре Яга с домовым на плече и боязливо сжавшийся боярин, потеснившись, разместились в ступе, которую Егоровна не без помощи больше суетившегося, чем помогавшего, домового выкатила на двор.

– Э-э-х! – лихо выдохнула старушка, собираясь взмахнуть метлой.

– Погоди! – завопил вдруг Гришка. – Чуть не забыл!

Ловко спрыгнув на землю, домовой быстро влетел в дом. Секунду спустя, он появился на крыльце в широкополой соломенной шляпе, с перекинутой через плечо торбой, и торчащей изо рта палочкой леденца. Причмокивая лакомством, он быстро вскарабкался обратно на плечо Егоровны, и, придерживая рукой края шляпы, разудало заявил:

– Ну, берегись, банда когтистой лапы! Дендуктивы спешат на помощь!

Горыныч, давясь от смеха дымом и пламенем, взмахнул могучими крыльями и виртуозно взмыл ввысь. Следом взлетела и ступа, оглашая округу басовитым свистом и молодецкими покриками Яги, сопровождавшими широкие взмахи метлы.

***

Весь путь до стольного града Кукишев то бледнел, то зеленел, бросая полные ужаса и отчаяния взгляды на разверзшуюся под ним бездонную, как ему казалось, пропасть. Яга, заметив испуг боярина, старалась не забираться слишком высоко в небо, отчего ступа летела опасно низко, чуть ли не задевая днищем верхушки проносившихся мимо сосен и елей. Гришка же, ничуть не стесняясь, вовсю потешался над трусившим спутником, подначивая того незатейливыми шутками и грозя высадить его прямо на полном ходу, что приводило начавшего постепенно сереть боярина в состояние полуобморочной паники.

– Ну, ты чего, в самом-то деле? – сжалился в конце-концов домовой. – Ты ж на Горыныче летал ужо! Чай, ученый да опытный.

– Так там я зажмурился, да за шею обеими руками держался, аж руки сводило, – неуверенно промямлил боярин, не отрывая взгляда от проносившихся внизу деревьев. – А здесь и держаться-то не за что! Того и гляди вывалюсь.

– А вывалишься, так не велика и потеря, – заключил Гришка, довольно улыбаясь.

Кукишева перекосило от его слов так, что он даже набрался смелости оторвать взгляд от пропасти под ногами и разгневанно посмотреть на самозабвенно хохотавшего домового.

– За края держись, дурень! – отсмеявшись, благодушно посоветовал тот.

Боярин счел за лучшее последовать совету и вцепился в борта ступы побелевшими от напряжения пальцами.

Когда ступа наконец-то приземлилась у княжеских палат, Кукишев тут же вывалился из нее и принялся благодарно целовать землю, поминая всех богов, чертей и демонов, в общем, всех мистических существ, которых только смог вспомнить, благодаря их за благополучное окончание кошмарного путешествия. После чего он перевернулся на спину и растянулся, с облегчением раскинув руки и вперив в небесную синь выпирающее пузо.

Рядом, заложив крутой вираж, приземлился Горыныч. С недоумением покосившись на развалившегося на земле боярина, на лице которого застыла блаженная улыбка, трехголовый произнес:

– Там, на торжище, толпа какая-то. Кричат чего-то, спорят.

– Кощей, видать, опять воду мутит, – недовольно заметил Кукишев, торопливо поднимаясь с земли и пытаясь отряхнуться.

– Чего делает-то? – спросила вылезшая из ступы Яга, с кряхтением опираясь на метлу.

– Да, вот, с недавних пор, – начал Кукишев, – Проникся наш Кощеюшка идеями этой самой, как ее там? Р-р-эволюции!

– Хм, вот оно что, – наморщил лоб Гришка, спрыгнув с плеча Егоровны. Покопавшись с перекинутой через плечо котомке, он с достоинством выудил из нее леденец, внимательно осмотрел его со всех сторон и с самым серьезным видом, отправив лакомство в рот, пробубнил. – Вот и первый подозреваемый. Опросить надобно.

– Ну, пойдем поглядим, чего там костлявый удумал, – согласилась с ним Яга.

Когда честная компания, с легкой руки Гришки названная «славными дендуктивами», вышла к торжищу, сухощавый Кощей, сверкая на солнце наполированными латами и начищенной до ослепительно блеска лысиной, скандировал зычным голосом на всю торговую площадь с импровизированного помоста, роль которого исполняла пустая крестьянская телега. Собравшийся люд, внимательно слушая, периодически начинал одобрительно кивать и громко выражать согласие с речью увлеченного оратора.

– Сколько можно терпеть деспотию и узурпацию? — надрывался Кощей Бессмертый, отставив чуть назад левую ногу, и вскинув правую руку с раскрытой ладонью навстречу слушателям. – Пора скинуть опостылевшее нам, свободным людям, ярмо угнетения и наконец-то начать жить свободно, по своему уму.

– Точно! Да! Дело говоришь! – донеслись одобрительные выкрики из толпы, поддержанные редкими, но уверенными, хлопками.

– Хватит это терпеть! – продолжил Кощей, сжав руку в кулак и гневно потрясая им в воздухе. – Мы достойны лучшего! Землю – крестьянам! Каждому богатырю – по красной девице, красным девицам – по богатырю, Горынычам – комфортабельные амбары с условиями и трехразовое питание…

– Чего он там про Горынычей сказал, – полюбопытствовал ящер, две головы которого, не мигая, наблюдали за надрывающимся Кощеем, а третья, извернувшись на длинной шее, расположилась рядом с плечом Яги.

– Ну ты-то куда? – неодобрительно проворчала старушка, щелкнув пальцами по зубастой морде.

– Не-не, я ничего, – смутился Горыныч и пристыжено опустил головы.

Гришка меж тем, достал из своей котомки кусок бересты и, высунув от усердия язык, старательно делал какие-то пометки тростниковым пером, то и дело бросая внимательные взгляды на продолжающего пламенную речь Кощея.

– Мы – не рабы, рабы – не мы! – не унимался тот. – Мы – свободные люди нового времени, до основания разрушим старый мир и, отринув изжившие себя устои, на его обломках, построим новый!

– Ну, все, хватит! – зло процедил Кукишев и торопливо кинулся куда-то назад.

Яга проводила его долгим тяжелым взглядом и негромко ворчливо бросила оставшимся спутникам:

– Пойдем, угомоним что ли революционера костлявого.

Кощей неожиданно замолчал, едва Яга со спутниками, растолкав большую часть слушателей, приблизились к телеге.

– Приметил, видать, – резюмировал Гришка, карабкаясь на импровизированный помост.

– Ну что, гражданин, сами пойдете, али стрельцов позвать? – ласково спросил он, низко надвинув шляпу на лоб.

– Я не боюсь цепных псов режима! — гордо вздернув подбородок, громогласно заявил Кощей, а потом тихо, едва слышно, добавил, так, чтоб его мог услышать только домовой. – Сам пойду.

На торжище со всех прилегающих улиц высыпались стрельцы в полном боевом снаряжении. Простой люд, еще секунду назад, всячески поддерживавший Кощея, мигом испарился, бросив того в гордом одиночестве.

– Взять! – выкрикнул запыхавшийся и красный то ли от злости, то ли от бега, вернувшийся на площадь боярин Кукишев, толстым кривым пальцем указывая стрельцам на обомлевшего на телеге Кощея.

Тот храбро схватился за рукоять висевшего на поясе меча, но, заметив скептически сложившую на груди руки Ягу, разом сник и жалобно законючил:

– Егоровна, ну, ты ж меня знаешь! Ничего такого я не хотел! Честно-честно!

Старушка тяжело вздохнула, всплеснув руками, и ласково произнесла:

– Пойдем, горе-революционер, потолковать надобно.

В сопровождении стрельцов гордого Кощея доставили на княжий двор, где впавший в раж Гришка властно скомандовал:

– В темницу его, опосля потолкуем.

Стрельцы недоуменно переглянулись и уставились на Егоровну. Та, пожав плечами, утвердительно кивнула.

– Егоровна, за что? – завопил Кощей, делая неловкие попытки вырваться из цепкой хватки державших его под руки стрельцов.

Когда орущего почем свет стоит пленника увели, старушка елейно поинтересовалась у Гришки, отрешенно почесывавшего бороду:

– Теперь-то что, дендуктив лохматый?

Домовой, внимательно посмотрев на нее, задумчиво пожал плечами, и перевел взгляд на крыльцо княжеских палат. Улыбка догадки внезапно озарила его лицо.

– Место похищения осмотреть надобно! – самодовольно заявил он.

Нетерпеливо топтавшийся рядом Горыныч, вдруг мечтательно объявил:

– С утра маковой росинки не было. Егоровна, я полетел?

– Лети, милок, все равно от тебя оголодавшего проку нет, – согласилась с ним старушка.

Как и говорил боярин Кукишев, в княжеской опочивальне царил разгром. Прямо посреди спальни сиротливо и печально лежала выломанная стрельцами дверь. Большая часть сундуков и ларцов была открыта, а их содержимое в беспорядке разбросано рядом. Дорогая китайская бумага на рабочем столе Князя оказалась залита содержимым перевернутой чернильницы, а тяжелое дубовое кресло, сидя в котором любил работать самодержец, было повалено на бок.

– Н-да, – протянул вошедший в горницу первым Гришка, окидывая помещение цепким внимательным взглядом. – Видать, без борьбы не обошлось. Князь-батюшка сражался с похитителями аки медведь. Аж прям гордость за него берет!

Гришка неожиданно подскочил на месте и, резко повернувшись вокруг собственной оси, спросил у боярина Кукишева, робко пытавшегося заглянуть через плечо замершей у порога опочивальни Яги.

– А Баюн-то где? Глядишь, он, с его-то умом да разумом, подсобил бы нам в поисках.

– А пес его знает? – пожал плечами боярин, скривившись. – Опять, небось с троллем в поля куда убегли языки учить. Кто ж за ним уследит-то. Он же кот!

– Зачем в полях-то языки учить? – удивленно поинтересовалась Яга.

– А это метода у него такая! – небрежно бросил Гришка и, наставительно подняв перст, заявил. – Свежий воздух способствует обучению.

– Ах, вона оно что! Метода! – понимающе улыбнулась старушка. – Выпестовала я тебя, такого умного, на свою голову. Я то, грешным делом, подумала, что дрыхнут они там на пару, чтобы никто не трогал. А оказывается, вона оно что! Метода!

Боярин за спиной старушки нелепо хихикнул, чем вызвал свирепый взгляд, обиженно засопевшего домового. Кукишев, смутившись, предпочел скрылся из виду, а раздосадовано пыхтящий Гришка суетливо заметался по горнице, поднимая разбросанные кругом вещи и зачем-то внимательно заглядывая в опустошенные ларцы.

– Улики ищу, – пояснил он, заметив недоумевающие взгляды спутников и, приподняв подол лежавшего на полу княжеского кафтана, скрылся под ним.

– Все, ироды, затоптали, – сокрушенно объявил домовой, вылезая наружу.

С этими словами он запустил мохнатую ручонку в котомку. Сосредоточенно пошуровав внутри, домовой извлек на свет очередной леденец, который тут же отправил в рот, и глубоко задумался. Придя к каким-то выводам, Гришка наконец-то прервал воцарившееся молчание.

– На допрос! — возвестил он, сурово насупившись. – С Кощеем потолкуем.

Ловко лавируя между ног растерявшихся Яги и Кукишева, домовой стремительно вышел из княжеской опочивальни. Его спутники, растерянно переглянувшись, неторопливо последовали за ним.

Нетерпеливо мерявший шагами крохотную темницу Кощей чуть ли не подпрыгнул на месте, когда железная дверь его узилища протяжно скрипнула и внутрь влетел домовой в низко надвинутой на самые глаза соломенной шляпе. Следом вошли Яга с боярином Кукишевым.

– Не сильно-то вы и поспешали, – недовольно буркнул пленник. – Пока я тут в княжеских застенках томлюсь.

– Присаживаетесь, уважаемый, – любезно предложил Гришка, кивнув в сторону лежанки в углу темницы.

Смущенный Кощей, получив одобряющий взгляд Егоровны, неуверенно присел. Рядом с ним взгромоздился домовой, достав из котомки кусок бересты, сверился со своими записями и воззрился тяжелым пытливым взглядом на обомлевшего пленника. Отчего-то Кощею стало весьма неуютно и он настороженно отодвинулся, забившись в угол.

– Что Вам, товарищ Бессмертный, известно о похищении Князя, – с притворной вежливостью заговорил Гришка, не спуская с собеседника пристального взгляда.

– Знать не знаю, ведать не ведаю, – робко заявил Кощей и аккуратно поинтересовался. – А что? Князя похитили?

– Да, – сухо подтвердил домовой. – И Вы в числе подозреваемых.

– Да по что оно мне? – искренне удивился Кощей, округлив глаза.

– Вот и у нас возник похожий вопрос, – кивнул Гришка. – Однако, сего дня, Вы, уважаемый, заявляли…

Домовой демонстративно прокашлялся, и медленно водя пальцем по бересте, прочитал:

– …Что не намерены терпеть деспотию и узурпацию, что собираетесь построить новый мир, скинув ярмо угнетения. Так?

– И где ты слов-то таких заумных набрался, нежить костлявая? – всплеснула руками Егоровна.

– От речей своих не отказываюсь, – согласился Кощей, воровато оглядываясь на застывшую у дверей темницы Ягу. – Да вот только, коли я бы Князя похитил, вовек бы вы меня в полон не взяли.

– Отчего же Вы тогда, товарищ Бессмертный, не убегли, когда вас схватили? – с любопытством поинтересовался Гришка. – Вы ворожбой как-никак владеете, могли бы укрыться.

– И укрылся бы, – осторожно подтвердил Кощей. – Кабы не она. – Он кивнул лысой головой в сторону Яги и добавил. – От нее разве сбежишь? Из-под земли-матушки достанет.

Егоровна ласково улыбнулась. Гришка бросил на нее самый суровый взгляд, на который только был способен.

– Однако, исчезновение Князя в Ваших интересах, – заявил он сухо.

– Чего это? – недоуменно пожал плечами Кощей. – Спор у нас с Князем был. Чисто ради интересу спортивного. Послушает меня люд честной али нет.

– Вот сколько раз, костлявый, тебе сказано было, с Князем-батюшкой, об заклад не биться! – воскликнула Егоровна.

– Да не об заклад же, матушка, – проконючил Кощей. – Говорю же, спортивного интересу ради!

– Ох, и не стыдно же вам с дурнем венценосным народ баламутить? – пристыдила его Яга. – А коли люд за тобой пошел бы, чтобы было, а, родимый?

– Знать не знаю, ведать не ведаю, – пожал плечами пленник, потупившись. – Стрельцы бы всех похватали, да в темницы б пересажали. И вся недолга. Неча супротив Князя-батюшки идти.

– Ох, и задам же я его князейшеству, – пробормотала Яга. – Совсем от игр азартных умом тронулся! Где ж это видано, на людей об заклад биться?

– Да ладно тебе, Егоровна, – небрежно махнул рукой Кощей. – Простому люду полезно в темницах посидеть, да подумать…

– Вот ты посиди да подумай, – неодобрительно заметила Яга.

– Мне нельзя! – огрызнулся пленник. – Я, как ни крути, особа венценосная.

– Так и есть, а посему голову с плеч, по примеру просвещенных стран, – кивнула старушка. – Там с вашим братом, венценосным, не особо и церемонятся-то.

– Вы мне тут балаган этот прекращайте, – взъярился вдруг Гришка, в сердцах стукнув мохнатым кулачком по лежанке так, что Кощей вздрогнул от неожиданности.

– Воля ваша, – смущенно буркнул Бессмертный. – А только Князя вашего я не похищал, в полон не брал. Хоть что делайте – не похищал!

Воцарилась неловкая тишина. Кощей, демонстративно сложив костлявые руки на груди, обиженно изучал каменную кладку стены, а Яга и Кукишев выжидательно наблюдали за озадаченным домовым, смущенно почесывавшим затылок.

– Кажется, следствие зашло в тупик, – наконец констатировал Гришка, растерянно оглядываясь на спутников.

Вдруг немелодично скрипнула дверь и в темницу ввалился запыхавшийся стрелец, что-то возбужденно зашептавший на ухо Кукишеву, глаза которого изумленно округлились, придавая сморщенному лицу весьма озадаченный вид.

– Как? – вскричал боярин, – Кто посмел?

– Что опять стряслось-то? – поинтересовалась Яга, обреченно вздыхая.

– Там это, люд бунт затеял! – задыхаясь от гнева, ответил Кукишев, бледнея лицом и сжимая кулаки. – Кощея освободить требуют.

Гришка лохматой молнией кинулся прочь из темницы.

– Так я свободен? – с надеждой крикнул ему вслед пленник.

– Пойдем, – тяжело вздохнула Яга. – Авось и подсобишь.

Площадь перед закрытыми воротами княжеского двора гудела, как растревоженный улей.

– Свободу! Свободу! Свободу! – на разный лад скандировала собравшаяся толпа. – Нет, княжескому произволу!

Особенно выделялись в людской разноголосице два голоса. Первый, зычный и басовитый, принадлежал Горынычу, а второй, перебивая основной мотив, завывал «Деньгу давай!».

– Отворяй ворота, – приказала подошедшая с товарищами Яга напряженно прислушивавшимся к крикам стрельцам.

Те отрицательно замотали головами.

– А ну, отворяй, кому велено! Уморю, и мокрого места не останется, – пригрозила Егоровна.

Стрельцы нехотя принялись исполнять ее распоряжения. Створки ворот медленно разошлись в стороны.

Продолжавший скандировать люд, вооруженный кто во что горазд, некоторые даже зачем-то натянули на головы глиняные горшки, решительно было ринулся вперед, но, увидев сурово подбоченившуюся Ягу, угрожающе застывшую по другую сторону ворот, в растерянности застыл, замолчав и разом растеряв всю свою браваду.

– По что бунтуете, милки? – елейно поинтересовалась старушка, ехидно сощурив левый глаз.

Народ смущенно молчал.

– А ты, коптильня летающая, куда полез? – вопросила Яга, вперив взгляд в попытавшегося ускользнуть Горыныча. Впрочем, провернуть этот фокус из-за внушительных габаритов ему не удалось. Осознав это, змей пригнулся, понуро опустив свои массивные головы на уровень плеч собравшихся бунтовщиков.

– Свободу Кощею! – смущенно рыкнул ящер, обдав дымом стоящих рядом, и неуверенно добавил. – Он амбар с удобствами обещал и кормежку трехразовую!

– То-то тебя, беднягу, Князь не кормит? – ласково поинтересовалась Яга.

– Кормит, – подтвердил ящер.

– Так какого ж рожна ты, зверюга неблагодарная, бунтовать удумал?

Горыныч задумался.

– Ну так… Амбар с удобствами, – неуверенно протянул он.

– А по что он тебе? – полюбопытствовала старушка. – Сам посуди, день-деньской на свежем воздухе небесные просторы вольно рассекаешь, прилетаешь, только на кормежку! Да и пещера у тебя куда просторней будет! Спишь на иголках еловых, для спины и шеи полезно. Кругом одна польза и комфорт! Ну, по что тебе этот амбар в четыре стены деревянные? Ты ж разок только дыхнёшь и спалишь дотла его!

Трехголовый змей отвел взгляд, не найдя что ответить. Яга требовательно уставилась на нерешительно переминавшегося с ноги на ногу рядом со змеем тролля Ивана.

– А ты? Отоспался да явился, – она всплеснула руками. – Ишь чего затеял? Все думают, он уму-разуму с Баюном учится, а он? В бунтовщики заделался?

– Деньгу… – жалобно проканючил тролль.

– Баюн где? – грозно спросила старушка.

Тролль яростно замотал уродливой башкой из стороны в сторону, неуверенно пожимая плечами.

– Свободу Кощею! – донесся из толпы неуверенный возглас.

– Так кто его держит-то? – удивилась Егоровна, и приторно-ласково позвала. – Рэволюционер костлявый, иди-ка сюда, родненький.

Смущенный Кощей встал рядом с Ягой, низко опустив голову и внимательно изучая дорожную пыль под ногами.

– Держит тебя кто? – радушно поинтересовалась Яга, незаметно ткнув локтем Бессмертного в бок.

– Свободен, аки птица, – торопливо буркнул Кощей.

– А говорят Князь-то… – начал было щупленький бородатый мужичок из толпы, но осекся встретившись взглядом с грозно нахмурившей брови Ягой, и нырнул за спины товарищей, откуда робко продолжил. – Князь-то пропал.

Старушка тяжело вздохнула.

– Не пропал Князь, – ответила она хмуро. – Пока вы тут бунт бессмысленный и беспощадный устраиваете, Князь наш надежа, о вас печется, важными государевыми делами занимается. Отбыл в страны басурманские договоры да пакты подписывать.

– А, ну ежели так, – донеслись из толпы неуверенные возгласы.

– Так, граждане, расходимся, не толпимся, расходимся, – смело выскочил прятавшийся до этого за подолом сарафана Егоровны Гришка и, кинувшись в толпу, начал разгонять народ настойчивыми взмахами рук. Площадь перед воротами быстро опустела.

Собравшиеся улизнуть под шумок Горыныч и тролль Иван были тут же остановлены требовательным окриком Яги.

– Куды собрались, родненькие? – поинтересовалась она.

– Ну, по делам-то своим важным, – неуверенно протянул трехголовый змей, старательно избегая сурового взгляда Егоровны. Тролль согласно закивал.

– Здесь быть, – сурово приказала Яга.

– Кушать охота же, – жалобно промямлил Горыныч, преданно заглядывая в глаза старушке.

– Знаю я твое кушать, — непреклонно проворчала Яга. – Совет держать будем.

Незадачливые спасатели венценосца собрались в просторной горнице, выходившей открытыми окнами во двор, чтобы находившиеся там провинившиеся ящер и тролль были под неустанным наблюдением рассерженной Егоровны и тоже могли принять участие в общем обсуждении.

– Так, други, – начала старушка, когда все расселись за большим столом, обведя собравшихся внимательным взглядом, – Что мы имеем?

– Пропавшего Князя, – понуро ответил Гришка, зачем-то внимательно разглядывая свои записи.

– Записку от похитителей, – робко заметил боярин Кукишев, бросая подозрительные взгляды на сидевшего рядом Кощея.

– Егоровна, я тут подумал, – задумчиво протянул тот, рассеянно поглаживая смущенно блестевшую лысину, – У тебя же зеркальце волшебное было. Может, оно подсобит, покажет, где Князь?

– Было, милок, зеркальце, было, — сокрушенно вздохнула старушка и строго посмотрела на смутившегося под ее тяжелым осуждающим взором Гришку. – Да вот, один, не в меру ретивый домовой его разбил, когда уборку очередную затеял, мух с пауками по углам веником гоняя. Пока новое смастеришь, заклятья да ворожбу наводя, седмица другая да пройдет, а времени у нас и не осталось, поди.

– Никак похитителей не вычислить значит? – осторожно спросил, заглянувший в окно Горыныч, предусмотрительно выдохнув дым в сторону. Яга покачала головой.

– Что делать-то будем? – поинтересовался приунывший Кукишев.

– Засаду устроить надобно, – встрепенулся домовой. – Где там записка эта? Место найдем, оставим требуемое, а когда похитители явятся, в полон их и возьмем. Застращаем да вызнаем где они Князя-Батюшку держат.

Бородатое лицо домового, озаренное догадкой, засияло, как начищенный до блеска самовар.

– Дело говоришь, ирод лохматый, – поддержала его Яга, аккуратно расправляя на столе записку, найденную в опочивальне князя.  

– Ничего не разобрать, окромя того, что и так известно, – расстроился Гришка, пытаясь прочитать неразборчивые каракули, – Второго дня вечером… Пуд золота… Дуб… Озеро… И подпись в виде кошачьей лапы.

– Под стольным градом только одно озеро, – заметил Кощей, – И как раз по берегам дубовая роща растет, место там есть, где дуб один особняком стоит.

– Там засаду и устроим, – радостно заключил боярин Кукишев, вскакивая со своего места.

– Стрельцов по кустам рассадим, – подхватил довольный Гришка. – Горыныч пусть воздушную разведку ведет, Иван может камнем каким прикинуться. А только банда явится, так мы тут же, хлоп, и сцапаем их.

– Голова! – одобрительно заключил Кукишев.

Яга добродушно улыбнулась и ласково потрепала Гришку по голове.

– Молодец, яхонтовый мой, – похвалила она засиявшего пуще прежнего домового. – Как раз срок сегодня вечером выходит. Только для убедительности схороним под деревом золото.

– Да где же его взять-то? – уныло заметил Кукишев. – Казначей княжий нам в жисть столько не даст.

– Так ты и одолжишь, – нашелся Гришка. – У тебя-то, после колбасной-то торговли, и поболе будет. Ради спасения Князя же!

– Ну, если только ради Князя, – неуверенно скривился боярин.

***

Ласковое солнце медленно клонилось к закату, озаряя красноватыми отблесками чистое безоблачное небо и сверкающую гладь озерной воды. Нежный вечерний бриз тихо шумел вершинами могучих дубов, трепетно перешептывающихся листовой.

Высоко в темнеющем небе, в клубах густого дыма парил неумело прикидывающийся птицей Горыныч. Недалеко от берега среди высоких камышей тролль Иван старательно изображал из себя большой валун, неизвестно как оказавшийся в воде. В кустах, в сопровождении десятка стрельцов, державших наготове мешки, кляпы и крепкие путы, схоронились Яга, Гришка и боярин Кукишев, пожертвовавший скрепя сердце ради благородного дела – спасения Князя – честно заработанный пуд золота, которое было ссыпано в мешок и заботливо уложено у корней одинокого дуба.

– А ежели никто не явится? – тревожно прошептал боярин, не спуская внимательных глаз с мешка с выкупом.

– Тихо ты, – зашипел на него домовой, нетерпеливо ерзая на месте. – Явятся, никуда не денутся.

Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, на прощанье озарив небосвод алой зарницей, а сгустившиеся серые сумерки, властно вступили в свои права, со стороны озера послышались всплески весел и тихое неразборчивое бормотание.

– Пожаловали супостаты, на лодье, – заметил Гришка, старательно тараща глаза в попытках что-нибудь рассмотреть в темноте.

Лодья, пошуршав камышами, ткнулась носом в прибрежный песок, и из нее вылезла сумрачная человеческая фигура, принявшаяся деловито вытаскивать какой-то объемистый брыкающийся куль на берег. Быстро управившись, пришелец наконец-то обратил внимание на сваленный у дуба выкуп и настороженно направился к нему. Едва человек наклонился над оставленным мешком, как не выдержавший Кукишев заорал во всю луженую глотку:

– Вяжи его!

Стрельцы мигом кинулись из кустов. Повалив пришельца на землю, они быстро его скрутили, воткнув в рот кляп и накинув на голову мешок.

– Мряу! – донесся со стороны лодьи душераздирающий вопль и какая-то черная тень, еще секунду назад бывшая бесформенным кулем, угрожающе сверкая в темноте угольями глаз, набросилась на растерявшихся поначалу стрельцов, но быстро была опутана веревками и уложена рядом с первым противником.

– Кот? – удивился Гришка, торопливо подбегая к месту сражения.

– А кто еще? – ответил ему донельзя знакомый голос.

– Баюн, ты? – неуверенно переспросил домовой, приглядываясь. – Ты-то как в банду когтистой лапы попал?

– Какой такой лапы? – раздраженно огрызнулся кот, остервенело махая несвязанным хвостом.

– От знал я, что этот шерстяной комок, тот еще злодей, – торжествующе заявил подлетевший боярин, гневно потрясая указательным пальцем. –Признавайся, куда Князя дел?

– Сам у него и спроси! – ответил Баюн, яростно сверкая глазами и не переставая махать хвостом.

– Да как же я спрошу его, коли ты, злодей, с сотоварищем, его похитили? – зло усмехнулся боярин, пнув лежавшего рядом с котом связанного человека с мешком на голове.

Кукишев наклонился над поверженным человеком и осторожно приподнял края мешковины. Отпрянув назад, он побледнел так, что цвету его лица позавидовала бы сама белоликая Луна.

– Князь, – растерянно заявил боярин и медленно осел на землю.

– Где? – непонимающе захлопал глазами Гришка.

– Там, – Кукишев указал дрожащим пальцем на связанного.

Домовой неуверенно сдернул мешок с головы пленного.

– Князь, – согласился Гришка сокрушенно, аккуратно вытаскивая кляп изо рта связанного венценосца.

– В темницах сгною! – с угрозой прошипел самодержец.

Стрельцы кинулись снимать с Князя и Баюна путы. Стоявшая чуть поодаль Яга лукаво улыбнулась.

– Ну, дело раскрыто! – уверенно заявила она.

– Какое такое дело? – растерялся освобожденный Князь.

– О похищении венценосной особы, — наставительно заметила Яга.

Князь раздраженно поправил задравшуюся рубаху и недовольно буркнул:

– Никто меня не похищал!

– Но записка! – тихо промямлил Кукишев.

– На рыбалке я был! – негодующе ответил самодержец.

– Но записка! – жалобно повторил боярин, настойчиво хватая Князя за штанину.

– Да, какая записка? – возмущенно спросил венценосец, брезгливо отстраняясь от докучливых объятий боярина.

– Что тебя, батюшка похитили, – печально пояснил Гришка, понуро опустив голову. – Чтоб пуд золота, аки выкуп за тебя, под дубом у озера оставили.

– Баюн! – возопил Князь, – Я тебя что просил написать?

– Что просил, то и написал! – ворчливо огрызнулся кот, пытаясь разгладить растрепанную и торчащую во все стороны шерсть, – Мол мы с тобой на рыбалку отлучились, будем на исходе второго дня. Ежели что, то искать нас на озере у дуба.

– А пуд золота-то? – недоумевая, поинтересовался озадаченный домовой.

– Деньгу давай? – неуверенно спросил приблизившийся тролль, с которого капала вода и свисали длинные лохмотья тины.

– Подати это. Убрать надо было в сокровищницу, – мурлыкнул Баюн, поведя ушами, – Так и написал же!

– Написал он! – воскликнул Гришка, осуждающе уставившись на кота. – Твои каракули и не разобрать-то толком!

– Так я этому, – кот кивнул на Князя. – И говорил, что у меня лапки! Лапки!

Он продемонстрировал собравшимся свои лапы, и продолжил:

– Писать не удобно. А чтоб все поняли, что я записку оставил, нацарапал подпись свою, лапу кошачью.

– Вот оно что, оказывается, – смущенно протянул Гришка и, вздохнув, расстроено добавил. – Так, значит, нет никакой банды когтистой лапы. А опочивальня почему в разгроме?

– Так ведомо, снасти искали, – пояснил венценосец, а затем, требовательно воззрившись на Ягу, проворчал. – Ладно эти бестолочи, но ты-то, Егоровна, куда смотрела?

Яга, смущенно пожав плечами и разведя руки в стороны, сконфуженно произнесла:

– И на старуху бывает проруха.

Лукаво подмигнув Князю, старушка ласково добавила:

– Пущай так, зато позабавились.

Она проводила внимательным взглядом закладывающего залихватские виражи Горыныча, пошедшего на снижение, и неспешно, по-стариковски шаркая ногами, побрела прочь, пряча загадочную улыбку.

– Тьфу, срамота! – в два голоса заявили Князь с Баюном, переглянувшись.

Гришка изумленно приподнял брови, а потом, порывшись в сумке и достав леденец, который тут же отправил в рот, обреченно махнул рукой и понуро поплелся следом за удаляющейся Ягой.