Солдат

Я сидел на кухне наполненной сигаретным дымом, который плавно поднимался вверх к сонной лампе под потолком. Последнее время у меня появилась плохая привычка - выпивать один на один с собственной совестью, но мне так спокойней.
Бутылка коньяка застыла где-то на половине и не двигалась. За оконным стеклом свирепствовала январская стужа и мириады белых снежинок, подхваченных ветром словно в свадебном вальсе, кружили по улицам города. Я немного убавил громкость телевизора, по которому показывали праздничный концерт, чтобы не разбудить жену. В захмелевшей голове, бесконечно бегали мысли, гнетуще давили на меня и вселяли чувство беспокойства.
Мысли, как они быстро бежали, кружились, словно снежинки за окном, не давали покоя, терзали, уводили меня в разные уголки моего сознания. В памяти воспроизводилось, живо и ярко - осеннее солнечное утро, наполненное свежестью, скопившейся за ночь. Солнце ярко светит в идеально голубом небе. Мама и папа ведут меня в первый класс. Как всё тогда казалось вечным и живым, настоящим.
Потом я вспомнил, как мы с женой гуляли под холодными каплями апрельского дождя в городском парке взявшись за руки. Мы шли молча, каждый думая о своём. Мы были моложе, звёзды ярче, а серое апрельское небо аккуратно ложилось на городские крыши.
Коньяк так и не убавился, лимон на блюдечке уже стал подсыхать, а стрелка на часах передвинулась на один час ближе к рассвету. Я дёрнул рюмку, осторожно надкусил дольку лимона, и обжигающая кислота разлилась по рту перебивая терпкий коньячный привкус.
Я подошёл к окну и закурил. Смотря на заснеженную улицу, бешенное кружение снежинок относило моё сознание в совсем другую жизнь, которую я пытался всегда забыть, но до конца так и не смог…
Наша рота наткнулась на засаду, была разбита и разбросана по району. “Замок” хрипел, две пули пробили ему грудь. Я пацан ещё восемнадцать лет, стрелять толком не умею. Около окна прижавшись к стене стоит Рашид, спокойно и уверенно вгоняет окровавленными пальцами скользкие гильзы в магазин винтовки. Взгляд его сосредоточен, действия размеренны. Пот огромными каплями спадал со спутавшихся чёрных волос на лицо. Со всех сторон были слышны выстрелы и взрывы.
- Рашид, Рашид, - я истерично вопил, пытаясь призвать человека, в руках которого возможно была моя судьба, моё будущее и прошлое. Но он был сосредоточен на своих действиях.
- Рашид, я не хочу умирать, скажи, что мы выживем.
Рашид закончил заряжать магазин, уверенным движением вбил его в винтовку и передёрнул затвор. Затем высунулся в разбитое окно и произвёл несколько выстрелов с интервалом в несколько секунд, быстро отскочил от окна и присел на корточки. Буквально сразу же после этого через окно ворвался огненный вихрь. Пули бились в закопчённые стены рассыпая вокруг серую известь. Я прижал подбородок к коленям, хотел исчезнуть провалиться назад в тот мир где светило спокойное осеннее солнце, где всё было хорошо и прекрасно. Когда выстрелы закончились я посмотрел на Рашида, его тёмные глаза смотрели на меня в упор, я не видел в них ничего, ни страха, ни злобы - они были пусты.
- Малой, стрелять-то умеешь?
В ответ я неуверенно покачал головой.
- Сколько рожков у тебя осталось, гранаты есть?
Я ничего не мог ему ответить, я онемел. Тогда он подполз ко мне, вытащил рожок, проверил, засунул обратно, пролез по подсумку, нашарил там ещё один магазин.
- Ну ничего жить можно, какое-то время мы выиграем, а там уже как карта ляжет.
- Я не хочу умирать, - почти беззвучно произнёс я.
- Не умрёшь солдат, смотри на тебе не одной царапины, везунчик.
Рашид подполз к “замку” и осмотрел его.
- “Замок”, всё - отвоевал.
Я с ужасом смотрел на неподвижное залитое кровью тело замком роты, а Рашид уже прошаривал карманы и подсумки. Затем он вернулся к своей позиции около окна и сделал ещё несколько выстрелов.
Рашид в отличии от меня, здесь оказался по собственной воле, война была его работой, призванием. Я слышал, что он был в Афгане, Приднестровье - в общем, он был в тех местах где его талант воевать мог пригодиться. И вот мы оказались в охваченном огнём Грозном.
Рашид периодически высовывался в окно и производил то два, то три выстрела, иногда на его выстрелы отвечали шквальным огнём, иногда просто одиночными. Сейчас по прошествии времени у меня всплывает в голове один и тот же вопрос, почему чечены не закидали нас гранатами, минами, почему они в конце концов не пошли зачищать здание, в котором мы находились. Ответ только один - это чудо. Через час в дом вошли ребята из спецназа и вывели нас. Остатки роты собрали и отправили в тыл, а Рашид вновь ушёл в бой, с только что подошедшей свеженькой ротой. Через пару дней его застрелит снайпер во время боя за ж\д вокзал. Штурм Грозного захлебнулся и мы увязли здесь надолго, громя враждебный для нас город дом за домом. После я участвовал во многих боях. Видел смерть, трусость, храбрость, но в память врезался и не отпускал тот самый первый бой. Даже сейчас смотря в своё отражение в окне я вижу Рашида, как он совершенно механически заталкивал патроны в магазин и большие капли пота катящиеся по его сосредоточенному измазанному в сажи и крови лицу.
Когда я допил коньяк, были уже предрассветные сумерки. Снег бешено круживший всю ночь мирно опустился на землю и стал частью огромного белого покрывала, которое укутало землю. Пошатываясь я доплёлся до дивана и не раздеваясь завалился спать.
Мне снилась небольшая церквушка, стоящая на берегу озера с застывшей тёмно-синей водой. Вокруг яркая зелёная трава, на берегу озера играют и смеются дети. Разливается мерный колокольный звон, возвещая благовест, а яркие лучи августовского солнца скользят по рыжему куполу церкви.
Завтра будет новый день, который пройдёт в новых раздумьях, борьбе с самим собой и с этим миром. И как бы там всё не случилось надо верить в лучшее, жить надеждой и верой.