Шум, жена и скатерть часть 13 (18+)

(окончание)

Я не знаю, что именно зафиксировал телефон, -- самый гром или всего лишь один из его раскатов. Но в любом случае это было восхитительно. Ирка орала на пределе своего голоса, что он неблагодарная свинья. Обещала его убить, перерезать всех его родных, взорвать клинику и перебить всё, что попадётся под руку. Яшка в ответ называл её истеричкой. Кричал, что она одержима паранойей, что сейчас он нашлёт на неё бригаду психиатров, и её законопатят в «дурку», где ей самое место. Кричал, что если она только попробует приблизиться к его семье, он её убьёт. Причём сделает это так, что никто ничего не поймёт, включая её самоё, потому что он знает, как это сделать.

Они объяснялись в таком духе добрых сорок минут. Это был лучший диалог, который я когда-либо слышал. Он поднимал настроение и наполнял желанием жить. Охваченный порывом энтузиазма, я слетал в магазин и купил там точно такой же смартфон, как у Ирки. Переписав в него все её контакты (благо их оказалось не так уж много), незаметно подменил его, забрав себе старый. Теперь я мог наслаждаться их разговорами сколько душе угодно и в любое время суток.

Ирка болела дня три. Ходила растрёпанная и растерзанная, из еды потребляла только томатный сок, а из питья кое-что другое, но по счастью в меньших количествах. В углах рта обозначились морщины, а под глазами всплыли чёрные круги. Но постепенно всё стало приходить в норму. Круги исчезли, а на лице иногда стала даже мелькать застенчивая улыбка. По ряду признаков было видно, что её сексуальные дела пошли на поправку. Похоть брала верх над принципами. Похоже, что их роман стремительно перерождался в отношения матёрых супругов, которых и он, и она могли бы с избытком иметь каждый у себя дома, если бы захотели.

Ни с того ни с сего жёнушка захотела вникнуть в мои дела. На попытки оградить её от этих головных болей она, как всегда весьма эмоционально, ответила, что имеет право интересоваться, как я управляю е ё деньгами. Этот нажим на «её» всколыхнул мои недавние обиды, и я плюнул: хочешь – копайся.

С неделю они занимались с Марией Семёновной, после чего главбух осторожно поинтересовалась, будет это продолжаться вечно или это просто временная блажь с иркиной стороны. Я постарался перевести разговор на другую тему, поскольку любой ответ на этот вопрос был бы плох. Ответить «вечно» означало спровоцировать – пусть даже и немой -- вопрос: а что в таком случае в этой конторе делаю я. И так ли уж я тут необходим. Ответить «блажь» или «не знаю» означало примерно то же самое. Сказать, что это я её попросил – единственный вариант, как-то спасавший мой директорский престиж – было бы вообще ужасно. При таком ответе у главбухши возникла бы неистребимая уверенность в том, что начальство ей не доверяет. При её квалификации, опыте и связях… Я бы её тут же потерял. Я даже не хотел, чтобы она знала, что фирма работает на иркином капитале, поскольку это неминуемо сказалось бы на отношении коллектива и к директору, и в конечном счёте к своим обязанностям. В этом случае, чего доброго, пришлось бы придумывать какую-нибудь должность для дражайшей супружницы и организовывать её участие в работе фирмы, что сулило ещё одну головную боль.

Я решил вечером серьёзно поговорить с женой, но она опередила меня, вломившись в кабинет сразу после Ермолиной.

-- Интересно, что это за гигантские суммы ты переводишь в Шанхай? Для каких, хотела бы я знать, целей?

-- Почему «гигантские»?

-- Ну, скажем так: немалые. Не мелочь какая-то.

-- Раз перевёл, значит, надо. В обеспечение одной сделки.

-- Что за сделка? Ни договоров, ни протоколов. По другим делам всё ясно. А здесь?

-- Слушай, -- вспыхнул я. – Ты у меня кто: аудитор, налоговый инспектор или вообще ОБЭП? По завещанию Константина Петровича я управляю деньгами, а твоё дело получать прибыль. Остальное…

-- Хочешь сказать: не твоё собачье дело? – её глазки сузились, и как всегда в таких случаях в них промелькнуло что-то крысиное. – Так вот. Если ты не дашь себе труд объяснить, куда и зачем ушли эти деньги, я буду считать, что ты их у меня украл. И будет тебе и аудит, и налоговая, и пенсионный, и ОБЭП. И ещё прокуратура. И лет на шесть я тебя закрою. У папы осталось немало знакомых, которые с удовольствием сделают это для меня.

-- И разоришь фирму, что несёт тебе золотые яйца.

-- Не беспокойся! -- она рассмеялась фальшивым смехом.— Было бы гнездо, а яйца найдутся.

Она ушла, виляя своим женским в манере, которую признали бы эротичной лишь те, кто не знаком с моей женой.

Не существует таких гадостей, на которые не была бы способна разгневанная женщина. В этом её не следует недооценивать. Положим, деньги, $200.000, вопрос о которых поставила Ирина, вряд ли могли послужить причиной больших неприятностей. Направленные через Шанхай в ЮАР и позднее через подставных лиц выплаченные Стелле в качестве «наследства», они не были мною ей подарены. Мы оформили это как долгосрочную беспроцентную ссуду, которая при особых обстоятельствах даже могла быть досрочно востребована. Каждый шаг задокументирован и никакой уголовщины не содержит. Разумеется, при раскрутке этого дела всплыли бы разные вонючие подробности. Стелла узнала бы о романе Якова с Ириной. Ирина узнала бы о том, что мне известно об их отношениях с Яковом и о том, откуда мне это известно. Все, кроме Стеллы, узнали бы об истинном источнике её «наследства», а сама она – об истинных причинах такой моей «доброты». Вот, пожалуй, и всё.

Страшнее было другое. Эта история, стань она известной моей супруге, утвердила бы её в намерении, которое она только что высказала. И вот тогда на свет явились бы дела, за которые можно реально сесть.

Вряд ли существуют в природе фирмы, не имеющие таких дел. Даже если существуют, то и им ох, как непросто бывает отбиться от тех, кто поставит себе такую цель. А она, кажется, недалека от этого. Почему бы и нет? Роман её стабилизировался, свободного времени уйма. Скучища. Надо же как-то развлечь себя. «А дай-ка я мужа посажу. И нервы пощекочу, и место освободится. Яша налаживает клинику, предпринимателем становится. Во вкус входит. Почему бы ему не подхватить и моё дело тоже?» Всё выглядело вполне логичным. Вишь, даже срок назвала. Примерно такой же, как и я знаю. Видимо, уже с кем-то консультировалась.

В её телефоне образовалась новая фамилия. Какой-то Содомцев. Навёл справки, оказалось: зам. военного прокурора. Военный – значит, это связи покойного батюшки. Какой-нибудь отставной козы барабанщик? Да нет. Оказывается, ещё служит. Стало быть, Ирка взаправду берётся за дело.


Послонявшись по дому, я вышел во двор. Было воскресное утро, тихое и хмурое. Прошёл по влажным дорожкам. Отшелушил прошлогоднюю повилику, обвившую забор. От нечего делать прошёл в гараж, разложил по местам всякий валявшийся там бутер. Перешёл в мастерскую. Приподнял на верстаке запылённый полиэтилен. Показались изящно изогнутые лопасти винтов. Бережно погладил их. Недостроенный мой робот. Петька мой забытый! Так и не нашёл времени, чтобы закончить его. Моя несбывшаяся мечта… Почему стало таким бесполезным то, на что потрачено столько усилий? И сил, и денег, и любви, и страсти, и ума… Превратилось просто в никому не нужное, никому не интересное «хобби». Ненавижу это дурацкое слово!

Кое-как проглотив наросший в горле комок, я схватил молоток, размахнулся…


Что-то остановило меня. То ли боль за бесполезно промелькнувшие полжизни, то ли жалость к себе, то ли что-то ещё. Впервые с детства глаза наполнились слезами, и я не пытался их остановить. Откуда-то из страшно далёких далей, микроскопически маленькая, уже неслась, по мере приближения вырастая и сладкой жутью охватывая всё тело, мысль: «А что…» «А что?..» А что, если?..

Я уселся на высокий табурет, включил яркую лампу и, вспоминая такое любимое полузабытое, уткнулся в переплетение разноцветных проводов, квадратики микросхем, тусклое мерцание контактов.

Отсвет автоматически включившегося дворового освещения, проникший сквозь зарешеченное окно мастерской, оторвал меня от моего занятия, объявив, что наступил вечер. Впервые за день подумалось, что хорошо бы чего-нибудь съесть.

Жены дома не было, и оказалось, что это очень приятно. Разогрев котлеты, которые лепил ещё утром, я с аппетитом поужинал, после чего ушёл в свою спальню и провалился в отличный сон.


С этого дня я жил со странным чувством: будто механически повторяю то, что уже было сделано однажды. От этого всё происходило с необыкновенной лёгкостью, словно само собой, и не требовало ни физических усилий, ни раздумий, ни творческих мук. Какие могут быть раздумья, когда всё уже сделано и всё равно ничего нельзя изменить! От тебя требуется совсем чепуха: лишь повторить пройденное. Кто-то невидимый за моей спиной подсказывал, что надо сделать и как именно сделать, и подсовывал мне всё, что для этого было необходимо.

На одной из вечеринок Роман похвастал шикарным новым перстнем с большим сердоликом. Все мельком полюбовались его обновой и занялись собой. Тогда он, уже пьяненький и, видимо, уязвлённый столь быстрой утратой популярности, полушёпотом выболтал мне секрет этого перстня. «Это теперь всегда со мной!» -- с заговорщическим видом произнёс он, прижимая руку с украшением к пёстрому итальянскому галстуку. Дай бог, чтобы это тебе никогда не пригодилось, подумал я тогда. А вслух попросил посмотреть зажигание моего «Форда».

-- Что-то барахлит оно, на мой взгляд. Посмотри, пожалуйста, пока не слишком пьяный.

-- Я-а? Пья-а-аный? – протянул он с возмущением крепко выпившего человека. – А ну, пойдём.

Ему нравилось, когда его просят посмотреть какую-нибудь автодребедень. Чем дальше отодвигалось время, когда он что-то делал сам, тем большим спецом он сам себе казался.

-- Ты перстень-то сними. Ещё поцарапаешь, чего доброго. Дай, помогу!
Я стащил с него перстень. Положил себе в карман. Помог засучить рукава рубахи. Пока он задирал капот, прошёл в мастерскую, высыпал содержимое перстня в колбу, аккуратно выметя кисточкой всё до последней крошки. Плотно закрыл колбу резиновой пробкой. Шпателем поддел немного мела из мешочка. Наполнил им полость под камнем. Аккуратно защёлкнул. Хорошенько протёр перстень салфеткой. Открыл кран и тщательно вымыл руки.

-- Ну, что там у тебя?

Похоже, он и не заметил, что я выходил.

-- Всё, что доступно, почистил. Остальное разборке не подлежит. Если будет барахлить, придётся менять.

-- Вот тебе и американская техника! Ну, давай попробуем.

Всё сработало отлично, как и следовало ожидать. Я помог ему откатать рукава, надел на палец перстень. Мы устроились на заднем сиденье, налили по стаканчику виски из автомобильного бара и ещё некоторое время трепались о чём попало.


За все годы супружества мне ни разу не пришло в голову поинтересоваться содержимым иркиного сейфа. Собственно, это был не её сейф. Она унаследовала его от тестя, и всё хранящееся в нём изначально принадлежало ему. Я справедливо полагал, что если там найдётся что-либо заслуживающее моего внимания, то меня с этим ознакомят. А проявлять излишнее любопытство недостойно мужчины. Но теперь, после какой-то возни с прокурорскими знакомыми тестя – возни, затевающейся явно против меня, – я решил изучить все хранящиеся там бумаги. Я залез в тайничок, где обычно хранился ключ. Его там не оказалось. В полной уверенности, что жена перепрятала его, я снял слепок, по которому потихоньку-полегоньку самостоятельно изготовил дубликат ключа. Чем меньше народа о чём-то знает, тем лучше!

В сейфе оказались вещи прелюбопытнейшие. Это и долговая расписка Максима Витальевича Кожаева, согласно которой срок возврата долга был уже совсем близок. И дубликаты документов одного из последних дел, которым занимался тесть. Дело о торговле наркотиками в особо крупных размерах, в котором не на последних ролях фигурировал Роман Сергеевич Камбулин. И договор с неким Николаевским о том, что последний является держателем копий перечисленных документов. И, наконец, копии платёжных документов о перечислении некоей суммы из моей фирмы предприятию, находящемуся в Шанхае.

Эти находки заставляли задуматься… Нет, по поводу Шанхая как раз всё было ясно. Возникали вопросы другого рода. Является ли случайным появление в моём доме Виталия? Что такое, не известное мне, могло возникнуть там, в Чечне, между ним и Романом?

Не менее интересным был и вопрос о том, как, при каких обстоятельствах и в связи с чем возник этот долг сына Виталия перед моим тестем. Но этот вопрос, как представлялось, не имел отношения ко мне, поэтому его можно было отставить на задний план. Самым актуальным был, конечно, шанхайский, и с ним надо было срочно что-то решать.

Обуреваемый этими мыслями, я притащил из мастерской реактивы и с помощью изобретённой мною в своё время технологии снял с карточных шестёрок, которых накопилось множество, отпечатки Виталия. Нанёс их на сейф с внутренней стороны в таких местах, где они не могли бы быть случайно уничтожены. Потому что, ознакомившись с хранящимися в сейфе документами, я подумал, что никакие следы тут лишними не будут.

Я взял брелок Виталия, завалившийся когда-то под сиденье моей машины. Собирался-собирался ему отдать, да всё забывал! Хорошенько протёр. Не оставляя следов, слегка вдавил его во влажную землю неподалёку от окна иркиной спальни. А на окно с наружной стороны тоже нанёс отпечатки в нижней части рамы – там, где они не могли быть смыты дождём.

Покончив с этим, задумался о судьбе документов. Лучше всего было их из сейфа изъять. Но сделать это следовало не слишком рано. Поэтому, полистав напоследок, аккуратно вернул их на место. Закрыл сейф. По забывчивости полез в тайничок за зеркало, чтобы положить ключ. Но ключ – фирменный -- уже находился там. Значит, она его не перепрятывала, а просто брала на время.


С окном пришлось попотеть. Надо было модернизировать защёлку и отрегулировать её таким образом, чтобы створка открывалась от толчка определённой силы и закрывалась простым движением с обратной стороны, по прошествии некоторого времени после этого автоматически закатываясь уже накрепко. Всё это должно было быть достигнуто чисто механическими средствами. Это потребовало внесения изменений в конструкцию защёлки, которое осложнялось ещё тем, что снаружи, при даже очень внимательном осмотре рамы, не должно было быть заметно не только отличий от стандартной конструкции, но даже и мельчайших следов какого-либо вмешательства. Это было сродни работе часового мастера, которую, к тому же, приходилось большей частью выполнять не в мастерской, а прямо в комнате, улучая время, когда хозяйка отсутствовала.

Если отложить всё до лета, то без этой работы можно было вообще обойтись. Но кто мог знать, где я встречу его, то лето! И я продолжал своё дело, не поддаваясь на соблазны и не мучась никакими мыслями.

Тонкая работа тем и хороша, что занимает мозг и успокаивает нервы.


В тот день я не стал слушать иркин телефон. Пока она была в ванной, вытащил из сейфа документы. Заметил, что копии моих платёжек всё ещё находились там. Засунул бумаги в термоизолированный контейнер и вдвинул его в банную трубу – под самый дефлектор. Развёл огонь, чтобы хорошенько закоптить поверхность. Посидел в предбаннике, нежась в тепле и подкидывая дрова. Вышел на улицу. Хорошенько протёр дубликат ключа и выбросил его в мусорный контейнер.

В мастерской взял шприц, которым пользовался Яшка. Втянул в него капельку оставшейся жидкости из колбы. Колбу тщательно промыл и порошком, и содой. Налил в неё машинного масла, заткнул пробкой и поставил на полку.

На верстак накинул полиэтилен, покрытый вековой пылью. Вернулся в дом, сунул шприц в карман своего пальто.


Завтракали молча. Она листала какой-то блестящий журнал, я глядел в окно на голые серые кроны деревьев на фоне грязно-серого, с белыми прожилками, неба.

-- Хорошо бы собаку завести, -- сказал я.

Она не ответила. Я вымыл свою тарелку, оделся и вышел в гараж.

На китайском рынке выбрал самый толстый фейерверк, уложил его в багажник и отправился на Круглое. Там по-прежнему не было никого. Я установил фейерверк, подготовил его к работе и накрыл целлофановым колпаком от возможного дождя.

По пути заехал в дорогой супермаркет. Набрал разных морепродуктов -- солёных и пряных. И прорву всякого питья, чтобы ночью нас не мучила жажда. Вернувшись домой, снял рабочий сумеречный выключатель и установил вместо него неисправный.

Ирина наливала в термос горячее молоко. Улучив минутку, я всыпал в него немного снотворного. Самую малость, на всякий случай.

Короткий день потихоньку заканчивался. Жена продолжила читать. Я включил телевизор. Нужно было постараться не думать ни о чём плохом.

Партнёры съезжались. Последним прибыл Яшка, и прощаться с женой пришлось в его присутствии. Страшно хотелось выпить, но я не мог себе это позволить.


Дальше всё было очень просто. Он, сытый и довольный, возвратился к игре прямо из постельки моей жены. В паузу я отошёл и включил мобил. От него прошёл сигнал. Сигнал включил Петьку, который, снаряженный всем необходимым, дремал на исходной позиции -- под кроватью Ирины. Он выкатился на свободное место, взлетел и сделал укол. Затем положил на тумбочку перед кроватью начатую пачку лёгкого снотворного и старый иркин смартфон – тот, что с самым крутым их разговором.

Схватил новый и вместе с ним подлетел к окну. Достаточно было лёгкого толчка, чтобы створка отворилась. Петька вылетел наружу, толкнул створку с обратной стороны. Она слегка защёлкнулась с тем, чтобы потом закататься уже накрепко.

Пользуясь кромешной темнотой, Петька взмыл вверх на 50 м и незамеченным проделал путь к Круглому озеру. Там он снизился, стащил с фейерверка защитный колпак и поджёг фитиль. Пока огонь добирался до заряда, он отлетел и на небольшой высоте завис над серединой озера.

Первый выстрел фейерверка послужил сигналом, по которому сработал взрыватель системы самоуничтожения. Звук взрыва смешался со звуками фейерверка. Вспышка тоже вполне могла быть приписана ему, тем более что всё это продолжалось какие-то мгновения.


Откинувшись на спинку кресла, рассеянно гляжу на стулья, на которых только что стояли ослепительно белые квадраты – окна в мир Юленьки. Мир, в который она позвала, а я отказался войти. Боль в том месте, от которого я оторвал её, не утихает. Наверное, именно эта боль когда-нибудь и прикончит меня. Наливаю коньяк. Нет, она не уходит, просто становится тупее.

Но хватит уже. Всё было правильно: нечего ей, молоденькой, якшаться с убийцами. А у тебя, старик, ещё есть о чём подумать, кроме этих глупостей. Например, откуда за окном следы сорок третьего размера. И кто наблюдал в подзорную трубу. И болотного цвета «жигулёнок» с номером «…31». И сорванная печать. И свирепые мужики в машине…

Да. Похоже, история эта ещё не закончилась. Но пока надо хоть немного поспать.

Рука, тяжелея, разжимается. Бокал опрокидывается на ковёр, наполняя комнату терпким ароматом.