Как-то ты спро­сил ме­ня, что страш­нее по­тери близ­ко­го че­лове­ка. На са­мом де­ле, проз­ву­чало это нем­но­го ина­че, но смысл был имен­но та­ков. Я от­ве­тил, что по мо­ему субъ­ек­тивно­му мне­нию здо­рово­го че­лове­ка, не­выно­симее это­го труд­но се­бе пред­ста­вить. Это как ли­шить­ся ру­ки или но­ги и каж­дый день на­тыка­ясь на ка­кую-ни­будь зна­комую вещь, за­ново пе­режи­вать ту боль и тот ужас. Что мо­жет быть ху­же? В тот день мне сто­ило ку­да боль­ше прис­лу­шать­ся к тво­ему «пос­мотрим».
***

Её я почти и не помню. Воспоминания — вещь не надёжная и со временем стирается, как подошва любой обуви. Вот так ходишь, ходишь, навёрстывая и открывая сотни миль, а потом снимаешь их и выбрасываешь, ведь твои ботинки уже никуда не годятся. С памятью та же штука — каждый однажды просыпается с осознанием, что забыл почти всю свою жизнь. Однако её образ сохранился частично, остаточным дуновением прошедшего шторма. Пожалуй, это всё потому, что она была несколько необыкновенней остальных. То есть, ничем особенным она не выделялась, но уходя, оставляла неизгладимое послевкусие впечатления.

Разбитый телефон с глухим стуком приземлился на липкую скатерть кухонного стола. Изможденная девушка прошла мимо на несколько шагов вперед и с трудом, словно легкая пластмасса приобрела плотность железа, выдвинула к удивлению уцелевшую табуретку. Несколько секунд она задумчиво стояла, блуждающим взглядом пытаясь что-то поймать, или же наоборот, специально не замечая ничего вокруг.

На грязном окне автобуса проступали первые дождевые капли. Небо, что с утра притворялось безоблачным и приветливым, уже к обеду нахмурилось тучами, а под вечер, казалось, теряло остатки своего самообладания. Девушка, прислонившись головой к дребезжащему от движения стеклу, бросила наверх всего один мимолетный взгляд, тут же пряча глаза, словно кто-то там глянул на неё в ответ. Из наушников, повисших на шее, доносилась рваная, но неожиданно приятная музыка и, если прислушаться, даже слова знакомой песни.

Вечер выдался теплым и уютным, совершенно по-домашнему, несмотря на тот факт, что заблудившаяся в думах девушка очнулась в незнакомом ей сквере без малейшего понятия, как сюда пришла и, главное — как отсюда выбираться. По-прежнему пребывая в размышлениях далеких от реальности, она неуклюже села на единственную пустующую лавочку и рассеяно осмотрелась.

Я знаю, что ты ко мне вер­нешь­ся. Я знаю это каж­дый день, каж­дую ми­нуту ожи­дания, каж­дый миг вда­ли и не с то­бой. В тот мо­мент на­вер­ня­ка бу­дет ид­ти дождь, и ты по­явишь­ся не­ожи­дан­но и вне­зап­но, как раз с оче­ред­ным рас­ка­том гро­ма. Он скро­ет твои мок­рые ша­ги и сби­тое ды­хание, так что я ещё сов­сем не­дол­го бу­ду пре­бывать в не­веде­нии. Ещё нес­коль­ко се­кунд или ми­нут бу­ду ждать, хо­тя ты уже при­шел. И ког­да я обер­нусь, то не уви­жу тво­его ли­ца. Оно бу­дет скры­то под про­мок­шим ка­пюшо­ном.

И вот они сто­ят пред ней в че­лове­чес­ком об­личье, бе­зоруж­ные, от­кры­тые, до­верив­ши­еся. Мыс­ленно каж­дый за­да­ет­ся воп­ро­сами: « По­нима­ет ли она, ка­кую честь ей ока­зали? Ка­кое сде­лали одол­же­ние, рис­кнув всем, вклю­чая и на­чиная с собс­твен­ной жиз­ни?» Но по её ли­цу слож­но су­дить, о чем она ду­ма­ет в дан­ный мо­мент: о них, о трех зве­рях, вдруг пе­реки­нув­шихся людь­ми, или о за­гуль­ном вет­ре, что, не об­ра­щая на стран­ную кам­па­нию ни­како­го вни­мания, ве­село го­ня­ет­ся за пор­ха­ющи­ми в его воз­душных по­токах ба­боч­ка­ми.

Ангела Смерти нельзя удивить. Ничем и никогда. Он видел всё, он слышал всё, он всё уже отверг. Он ходит в облике мужчины средних лет, всегда в коричневом пальто и с легким беспорядком в коротких, такого же оттенка каштановых волосах. Лишь глаза его выделяются на общем фоне – черные, которые никогда не выразят удивления. Он ходит среди людей незамеченный, затерявшийся среди прочих, забирая тех, кого оставили другие Смерти. Никто прочь него больше не носит почетного звания Ангела Смерти, никто и не знает, как можно заполучить такой титул, а он никогда и ничего не говорит.

На скамейке сидела девушка. Длинные каштановые волосы причудливыми ручьями стекали по её белой блузке, а в слегка прикрытых сине-зеленых глазах отражалось осеннее солнце. Рядом с девушкой сидела её сестра, с такими же чертами лица и даже в похожей одежде, но цвет карих глаз, что с нежностью и тоской скользили по лицу, минуя изгиб губ, которые почти разучились улыбаться, курносой носик, что некогда задорно вздёргивали вверх, и останавливаясь на сине-зеленых глазах, в которых читалась вся душа её сестры, не давал спутать девушек.

В последний раз я видела её именно такой, какой и запомнила — маленькой мечтательницей со своими проблемами и в белом платье, украшенном белыми бусинками; каждую минуту поправляющую венок из белых цветов, вплетенных в волосы и что-то лепечущую в кругу друзьям. На дворе погожий майский день, вся природа, как после окроплённого священником дождя, сияет и цветет с невероятной силой и рвением.