А давай словами Рене Декарта
(может, все, как тот, чье мы имя всуе
повторяем, словно урок за партой)
если мыслим, значит, и существуем?


Если верить фразам Франциско Гойи
порожден сном разума сонм чудовищ.
Кто из нас, считая себя изгоем,
/как дракон на груде своих сокровищ/


языком раздвоенным, дерзким, острым
второпях не бросил колючей фразы?
Может быть, становится каждый монстром
если совесть спит, если дремлет разум?


Охраняем ревностно личность, эго.
Тот, кто не был предан – не будет предан.
И летим сквозь дни торопливым бегом

На иконы смотрю вблизи я,

собирая остатки сил.

Имя вечности – Амнезия.

Но Творец меня не спросил -

Ом, мани, пхадме, нам, хум/Или забей, или включай уже ум/

Пора терять ментальную девственность/Закон отстойника все-таки действует/

Куски крупнее всегда плавают сверху/От умных мыслей заводится перхоть/

А может нет, если не хватит кальция/Не поддавайся на провокации/

Всегда фильтруй, кто и что рассказал/Доверие - повод нассать нам в глаза/

Альтернатива для галочки "За" /Банк, телеграф, главпочтамт и вокзал/

Город асфальтодорожно-щербато ощерился,
пряча порталы пустот под чугунными люками.
Жабры ливнёвок раскрыл – обнажённые щели все,
хрипло дыша свежевыжатым смогом. И звуками


гулких клаксонов пугал всё разумное, вечное.
Стаи людей направлял монохромными зебрами.
Слёзно прощение выпросив, чистосердечное,
вновь провожал сквозь кварталы, бетонными дебрями.


Город разбитооконно-ехидно прищурился…
Слепят глаза фонари, отражённые лужами.
Я, надышаться пытаясь, пугливо зажмурился
(но альвеолы опять никотином заужены).


Город сжимается мертвородящей плацентою.

Прижимаюсь затылком к шершавой стене.

За усталость награда - медаль на спине.

А хотелось забыться на час в полусне,

в самолете - и Пулково, Питер.

Малышка. Крошка. Милашка. Бэйби. Я слышу робкого сердца стук.

Пятнистый мой оленёнок Бэмби - мелькает в бездне зрачков испуг.

И энтропия - по экспоненте. Окутал страсти пьянящий смог.

А на столе - недопитый бренди, лимон. И тускло блестит клинок.

Ошарашили шорохи вечера пятницы,

прогибая под правила не своей игры.

Выбери красную - и останешься в матрице.

Выпей синюю - и узнаешь глубину норы.

Не хочу апеллировать к Вашей безмерной жалости,

И тем паче напрасно тревожить больные нервы.

Об одном попрошу: сообщите тот факт, пожалуйста,

кто последний из Вас хоть бы раз позвонил мне первым?

Она, наверное, не святая, не знает тягость суровых схим -

но сердце льдиной на солнце тает, когда читаешь её стихи.

И невесомою паутиной плетётся лёгкое полотно,

хрустально-радужная картина, словесновытканное панно.

Стонет неистово вьюга-буран,

Ноют коросты запекшихся ран,

Шрамы на морде, неистов оскал -

волк-одиночка по лесу шагал.